Ленин и Сталин против Троцкого и Свердлова - Сергей Сергеевич Войтиков

ЦК ПЛСР: «Заслушав заявление [пропуск в тексте, оставлено место для слова. – С.В.] о разрешении члену ЦК Штейнбергу выступить защитником Муравьева, Центральный комитет считает, что партия как таковая, не будучи ни в коей мере связана с Муравьевым и не неся ответственности за его действия, не может, в лице своего руководящего органа, ставить вопрос о поручении кому-либо из ответственных работников выступления в деле Муравьева. Разрешение вопроса о принятии т. Штейнбергом или кем-либо из ответственных работников на себя защиту ЦК» всецело предоставлял им самим «в порядке личной инициативы и учета всех обстоятельств дела»[555].

В порядке личной инициативы в качестве ходатая за Муравьева выступил не кто иной, как заместитель председателя ВЧК левый эсер В.А. Александрович. К тому же ухудшение общего положения Советской России весной 1918 г. потребовало мобилизации всех военных кадров, имевшихся в распоряжении большевистского руководства[556]. М.А. Муравьев выкрутился и вскоре опять оказался на коне.

11 июня В.И. Ленин, очевидно, начавший задолго до И.В. Сталина[557] делать ставку на людей с компроматом, от которых в любой момент можно было избавиться, подписал проект приказа об учреждении Советом народных комиссаров Революционного военного совета (РВС, Реввоенсовет) Восточного фронта в составе главнокомандующего войсками фронта М.А. Муравьева и комиссаров Генженцова и Тер-Арутюнова для руководства всеми отрядами и операциями против выступления Чехословацкого корпуса и связанных с ним сил контрреволюции[558]. 13 июня В.И. Ленин подписал итоговое постановление Совнаркома об учреждении РВС Восточного фронта в несколько ином составе – наркома путей сообщения П.А. Кобозева, главкома М.А. Муравьева, как и предполагалось раньше, и комиссара при нем Г.И. Благонравова. Очевидно, вождь решил, что принципиальный член Совнаркома (Кобозев) и первый комендант Петропавловской крепости, который охранял арестованных в Смольном 25 октября 1917 г. министров и стал де-факто чекистом раньше самого Ф.Э. Дзержинского (Благонравов), лучше справятся с ролями «нагана у виска»[559] не вызывавшего особого доверия М.А. Муравьева[560]. 26 июня вождь принял решение о направлении к двум политическим комиссарам третьего – заместителя члена Высшего военного совета К.А. Мехоношина, получившего в этот день мандат за подписью председателя Совнаркома[561]. Мехоношин успел накопить значительный военно-организационный опыт, будучи членом коллегии Наркомвоена, и к тому же обладал большим авторитетом среди военных партийцев, что наглядно иллюстрирует характеристика 1919 г., данная ему членом Революционного военного совета 11‐й армии Ю.П. Бутягиным: «Единственное авторитетное лицо для всех активных военных работников, сумевш[ее] в исключительно тяжелые дни кошмарной болезни 11‐й армии, восстания белогвардейцев 10 марта и дальнейших сложных реорганизаций армии объединить, вдохновить на крайне самоотверженную работу все живое [в] нашей партии»[562].

7 июля 1918 г., сразу после ликвидации т. н. левоэсеровского мятежа, отвечая на телеграфный запрос члена РВС Восточного фронта К.А. Мехоношина о том, что делать с главкомом, В.И. Ленин, прекрасно зная, каким Михаил Артемьевич был на самом деле «левым эсером», уверенно предложил запротоколировать заявление М.А. Муравьева о его выходе из Партии левых эсеров и продолжать осуществлять «бдительный контроль» за действиями главкома[563]. Вождь мировой революции весьма опрометчиво выразил уверенность, что большевики еще смогут «использовать […] превосходные боевые качества»[564] Муравьева, поскольку амбициозный главком почти сразу занял несколько объектов в Казани, арестовал ряд партийных работников и телеграфировал в Совнарком, германское посольство и командованию Чехословацкого корпуса о денонсации Брестского мира. Возможно, свою роль сыграла попытка вогнать Муравьева «в колею» (выражение Сталина), некстати (или, напротив, весьма кстати?) предпринятая Высшим военным советом[565].

Войскам фронта и Чехословацкому корпусу М.А. Муравьев предписал двигаться по Волге и далее на Запад для отпора наступавшим немецким войскам. В ответ 11 июля СНК РСФСР принял постановление о назначении отличившегося в Москве в ходе ликвидации т. н. левоэсеровского мятежа командира латышских стрелков И.И. Вацетиса новым главнокомандующим войсками Восточного фронта, а старого большевика, одного из лидеров прибалтийской социал-демократии К.Х. Данишевского – членом Реввоенсовета фронта[566]. Совнарком поставил М.А. Муравьева вне закона, в тот же день при попытке скрыться во время ареста авантюрист был убит. Руководство советскими войсками на Чехословацком фронте временно приняли на себя члены РВС Г.И. Благонравов, П.А. Кобозев и К.А. Мехоношин[567].

В исторической литературе принято расценивать в качестве явлений одного порядка июльское выступление левоэсеровской партии 1918 г. и мятеж М.А. Муравьева: возомнивший себя Наполеоном главком воспользовался обострением и без того непростой ситуации в центре. Протоколы заседаний Центрального комитета Партии левых эсеров времен украинского ареста Муравьева и легкость, с которой Муравьев порвал со временными попутчиками большевиков во власти, подтверждают, что, вообще говоря, бывший подполковник был таким же левым эсером, каким в принципе мог бы стать и большевиком.

Направляя видных большевистских и советских деятелей а-ля П.А. Кобозев на Восточный фронт, В.И. Ленин помимо военных дал им и политическое поручение, а именно: внимательно следить за действиями своего «неосторожного друга» – Л.Д. Троцкого. Об этом оставили свои воспоминания и П.А. Кобозев, и К.Х. Данишевский[568], и даже И.И. Вацетис. Данишевский и вовсе вспоминал о поручении В.И. Ленина направлять ему шифровки о деятельности Л.Д. Троцкого на фронте. Исследователи В.Г. Краснов и В.О. Дайнес с сомнением отнеслись к воспоминаниям Данишевского, написанным, как и большинство других мемуаров, во времена «культа личности», и не без сарказма уточнили: доказательств в биографической хронике вождя нет, за исключением одной-единственной ссылки на воспоминания самого Данишевского[569]. Следует все же заметить, что с воспоминаниями Вацетиса скорее всего физически не могли ознакомиться ни Кобозев, ни Данишевский: они не были опубликованы, а воспоминания Кобозева вышли в пересказе его сына в 1970‐е гг.

Муравьевской изменой положение на Восточном фронте было окончательно дестабилизировано, И.И. Вацетису досталось никудышное наследство (см. Документальное приложение, № 6), 22 июля чехословаки заняли Симбирск, а 25 июля – Екатеринбург[570].

Вплоть до августа 1918 г. Высший военный совет, военным руководителем которого оставался М.Д. Бонч-Бруевич (царский генерал вышел в отставку «по болезни» незадолго до ликвидации Высшего военного совета и создания Реввоенсовета Республики), «не признавал ни существования фронта, ни армии». Для Л.Д. Троцкого, как отмечали старые большевики, с подозрением относившиеся к человеку, «вчера только» (выражение И.В. Сталина) вступившему в ленинскую партию, «существовала Завеса (иррегулярные части Красной армии, противопоставленные германским частям после заключения Брестского мира. – С.В.) и группы»[571], что помешало наркому своевременно разработать детальную схему полевого управления войск. А в чрезвычайных условиях, в которых находилась Республика, ждать соответствующего решения не было времени.

Реввоенсоветы армий Восточного фронта строились по тому же принципу, что и Реввоенсовет фронта: они представляли собой коллегиальные органы. Следует подчеркнуть, что Реввоенсоветы армий Восточного фронта возникли без санкции РВС Восточного фронта[572].

В записке политработников РВС Восточного фронта (Р.И. Берзина, Г.И. Благонравова, В.В. Куйбышева и др.), составленной по этому вопросу, содержалось утверждение о вредности коллегиальности и даже ее «фиктива», заключавшегося в уменьшении ответственности командарма перед главнокомандующим и обезличивании управления армиями, и как следствие – в децентрализации управления фронтом.

Во главе армий ставились командующие, а при них, а также в дивизиях и