Исчезновение Стефани Мейлер - Жоэль Диккер

22 дня до открытия фестиваля

Дерек с Дарлой каждый год на Четвертое июля устраивали в саду большой праздник с барбекю. Они пригласили нас с Анной. Я отклонил приглашение, сослался на то, что меня якобы звали в другое место. Национальный праздник я провел в одиночестве, на кухне, безуспешно пытаясь изобразить соус для гамбургеров, секретом которого когда-то владела Наташа. Все мои попытки закончились неудачей. Все время чего-то не хватало, и я не мог понять, чего именно. Когда-то Наташа придумала этот соус для сэндвичей с ростбифом, а я предложил класть его и в гамбургеры тоже. Получилось невероятно вкусно. Но ни один из доброго десятка гамбургеров, изготовленных мною в тот день, не был похож на те, что делала Наташа.

Анна, со своей стороны, отправилась на традиционное семейное празднество к родителям, в Вустер, шикарный пригород неподалеку от Нью-Йорка. Она уже подъезжала, когда раздался панический звонок сестры:

– Анна, ты где?

– Почти приехала. Что случилось?

– Барбекю устраивает новый сосед папы с мамой.

– А, кто-то наконец купил дом по соседству?

– Ага, – ответила сестра. – Анна, ты в жизни не угадаешь, кто именно! Марк! Марк, твой бывший муж.

Анна в смятении резко нажала на тормоз. Из телефона доносился голос сестры: “Анна? Анна, ты тут?” По воле случая она остановилась ровно у того самого дома. Она всегда считала его симпатичным, но теперь он ей казался ужасно безвкусным. Она вгляделась в развешанные над окнами смехотворные национальные флаги. Ну чисто Белый дом. Марк всегда из кожи вон лез, чтобы понравиться ее родителям. Анна никак не могла решить, то ли ей остаться, то ли сбежать, и решила немного посидеть в машине. На соседнем газоне резвились дети, сидели счастливые родители. Больше всего на свете ей хотелось создать семью. Она завидовала подругам, удачно вышедшим замуж. Завидовала счастливым матерям.

В стекло машины кто-то постучал, Анна вздрогнула. Это была мать.

– Анна, умоляю, не позорь нас, и пойдем, пожалуйста. Все знают, что ты здесь.

– Почему ты меня не предупредила? – резко спросила Анна. – Я бы не неслась бог знает куда.

– Вот потому и не сказала.

– Вы что, с ума сошли, отмечать Четвертое июля у моего бывшего мужа?

– Мы отмечаем Четвертое июля с нашим соседом, – возразила мать.

– Ой, не передергивай, ради бога!

Гости понемногу скапливались на газоне, глазели на странную сцену. С ними стоял и Марк, с любимым своим видом побитой собаки.

– Это все из-за меня, – произнес он. – Не надо было мне вас приглашать, не предупредив Анну. Придется все отменить.

– Никто ничего отменять не будет, Марк! – рассердилась мать Анны. – Ты не обязан обо всем докладывать моей дочери!

Анна услышала, как кто-то прошептал:

– Бедняга Марк, так унижаться, а ведь он так щедро нас принимает…

На Анну устремились негодующие взоры. Ей не хотелось давать Марку повод настроить против нее ее собственную семью. Она вышла из машины и присоединилась к гостям. Праздновали в дальней части сада, у бассейна.

Марк с отцом Анны, нарядившись в одинаковые фартуки, хлопотали вокруг гриля. Все восторгались новым домом Марка и отличным вкусом его гамбургеров. Анна взяла бутылку белого вина и уселась в уголке, дав себе слово держаться корректно и не устраивать скандалов.

В нескольких десятках миль оттуда, в Манхэттене, Мита Островски сидел у себя в квартире на Сентрал-Парк-Уэст и грустно смотрел в окно кабинета. Сперва он было решил, что его увольнение из “Нью-Йорк литерари ревью” – попросту каприз Бергдорфа и тот на следующий же день позовет его обратно, скажет, какой он незаменимый и неповторимый. Но Бергдорф не позвонил. Зайдя в редакцию, Островски обнаружил, что из его кабинета вынесли всю мебель, а книги сгрузили в коробки. К Бергдорфу его не пустила секретарша. Он пытался ему звонить, но напрасно. Что теперь с ним будет?

В комнату вошла домработница, поставила перед ним чашку чаю.

– Я уж пойду, мистер Островски, – тихо сказала она. – К сыну еду на праздники.

– И вы совершенно правы, Эрика, – отвечал критик.

– Могу я что-то для вас сделать, прежде чем уйду?

– Не будете ли вы столь любезны взять подушку и меня придушить?

– Нет, мистер Островски, этого я не могу.

– В таком случае можете идти, – вздохнул Островски.

По другую сторону парка, на Пятой авеню, Джерри и Синтия собирались в гости к друзьям, праздновать День независимости.

Дакота осталась дома, сославшись на головную боль. Родители не стали возражать: пусть лучше сидит дома. Когда они уходили, она смотрела телевизор в гостиной. Прошло несколько часов; она устала, ей было одиноко в необъятной квартире. В конце концов она свернула косяк и, прихватив бутылку водки из отцовского бара – она знала, где он прячет ключ, – устроилась на кухне у вытяжки, покурить и выпить. Покончив с косяком, она, слегка пьяная и под кайфом, пошла к себе в комнату, достала школьный альбом, нашла нужную страницу и вернулась на кухню. Свернула второй джойнт, отхлебнула еще водки и погладила кончиками пальцев фотографию одной из учениц. Тары Скалини.

Произнесла вслух ее имя. Тара. Захохотала, потом расплакалась. И зашлась в истерических рыданиях. Повалилась на пол, молча глотая слезы, и лежала, покуда у нее не зазвонил телефон. Лейла.

– Привет, Лейл, – отозвалась Дакота, сняв трубку.

– Что-то голос у тебя хреновый, Дакота. Ты ревешь, что ли?

– Угу.

Красивая, юная, почти еще ребенок, она лежала на полу, и ее пышные волосы ореолом рассыпались вокруг тонкого лица.

– Хочешь, приходи ко мне? – предложила Лейла.

– Я родакам обещала, что буду дома. Но мне ужасно хочется, чтобы ты ко мне сюда пришла. Не хочу быть совсем одна.

– Сейчас такси поймаю и буду, – обещала Лейла.

Дакота нажала на отбой и вытащила из кармана пластиковый пакетик с белесым порошком. Кетамин. Вытряхнула его в стакан, развела водкой и залпом выпила.

Опустошенную на три четверти бутылку водки Джерри обнаружил только назавтра, в субботу утром. Перерыв кухонное помойное ведро и обнаружив два окурка, он уже собирался вытряхнуть дочь из постели, но Синтия уговорила его подождать, пока та встанет сама. Не успела Дакота выползти из комнаты, как он потребовал объяснений.

– Ты обманула наше доверие, и не в первый раз! – вопил он, потрясая бутылкой и окурками.

– Ой, да не нуди, ты как будто сам никогда молодым не был, – ответила Дакота.

Она вернулась к себе и снова улеглась. Родители немедленно двинулись за ней.

– Ты отдаешь себе отчет, что высосала почти всю бутылку водки и курила марихуану в нашем доме? – в бешенстве вопрошал отец.