Причуды богов - Елена Арсеньева

– Виват Сапега! – закричали утомленныебеседами паны-братья и сноровисто опрокинули в пересохшие глотки по кубку,прежде чем Ржевусский успел прожевать свой кусочек.

– Генерал, прибывший из Петербурга синспекцией, обходил жилища поселенцев. Для того чтобы показать ему зажиточностьлюдей, в каждой избе велено было накрыть стол для обеда и поставить жареногопоросенка. Адъютант генерала, подозревая, что один и тот же поросенок фигурируетна всех столах, незаметно отрезал у него хвост. И действительно, в следующихизбах поросенок был уже без хвоста.

Шляхта в восторге легла головами в грудыобглоданных костей и липкие лужи вина. Хохотали, задыхались, смачивали луженыеглотки новыми квартами и гарнцами – и опять хохотали. Ржевусский мигом сталвсеобщим любимцем, только Юлия глядела на него с ненавистью. Как и всякийистинно русский человек, она не оставляла ни одной нации права насмехаться надсвоим народом, однако в кругу соотечественников всегда готова была сделать этосама. Но чтоб грязная шляхта да сей закутанный в женские тряпки турок – нетурок, француз – не француз, поляк – не поляк?!

«Ничего, – мрачно подумала она, от всегосердца желая сейчас оказаться пророчицей, – Варшаву все равно возьмут».

– Кстати, об Аракчееве, – лукаво произнесРжевусский, и Юлия вновь перехватила его пристальный взгляд. – Сейдостойный вельможа славен своей жестокостью и вспыльчивостью. Однажды, когда онодевался для доклада государю и был крайне озабочен, слуга доложил о болезниего любимой лошади. Не расслышав и занятый другими мыслями, Аракчеев попривычке ответил коротко: «Тысяча палок – и в Сибирь!» Бедная лошадь получилатысячу палок, но, прежде чем ее отправили в Сибирь, дело разъяснилось. А скольколюдей пало жертвой минутной рассеянности тирана!

Последних глубокомысленных слов его никто ужене слышал. Хохот, покрывший все звуки, вполне заслуживал названиягомерического, но Юлия, как ни была возмущена и уязвлена, даже шевельнуться немогла, пригвожденная к месту откровенно насмешливым взглядом Ржевусского.

«Господи, да он же понял! – ошпарила еевнезапная догадка. – Он же нарочно говорит все эти гадости о русских,потому что знает, что я – тоже русская! Но откуда, каким образом? Разве мывиделись прежде? Нет, едва ли! Да какая разница?! Главное, что он знает, чтоможет выдать!..»

Сердце ее перестало биться, ибо Ржевусскийприподнялся, как бы желая что-то сказать во всеуслышание, и тут чья-то рукавцепилась в руку Юлии. От неожиданности она слабо пискнула и едва не умерла наместе, увидев склонившееся к ней опухшее лицо пани Жалекачской, на коемсмешались белила, румяна и синева под глазами. Это лицо, как пресловутыйевропейский триколор, бросало вызов могуществу времени, и Юлия, невзирая наостроту момента, с трудом могла спрятать улыбку.

– Что-то вид у вас, паненка, усталый! –Басистый шепот пани Катажины звучал как приказ, но отнюдь не сочувствие. –Не пора ли вам в постель? Марыля! А ну, проводи гостью в свою комнату, дасмотри, чтоб ее никто не беспокоил!

Худосочная, пьяненькая Марыля с неожиданнойсилой повлекла Юлию за собой, и та подчинилась, не зная, опасаться ли новойзападни или радоваться внезапному спасению. С порога она, обернувшись,перехватила разочарованный взор дракона: законная добыча ускользала! Впрочем,если прибегнуть к эвфемизмам, слишком уж il cultive volontiers la vigne duSeigneur! [52] – сиречьнапился вдрабадан, чтобы чего-то суметь осуществить, а не только возжелать.

Глядел на Юлию и Ржевусский, но что сверкало вглубине его черных глаз: досада или насмешка, – понять было невозможно. Даи не к чему ей это! Главное – спать!

* * *

…Она открыла глаза и с трудом поняла, гденаходится. Призрачный, бледный полусвет царствовал в этой полупустой комнате,где мебели было – всего лишь один резной столик да кровать, на которой онасейчас лежала. Невзрачная Марыля сладко похрапывала в куче одеял на полу.

За окном стояло холодное зимнее утро. Деньедва пробивался сквозь примороженные стекла. Они выходили в палисадник и былидо половины затенены кустарниками, запушенными изморозью, что и придавалокомнате этот бледный, холодноватый свет и цвет.

Юлию даже зазнобило от одного толькосозерцания стужи, наконец-то воцарившейся на дворе. В постели-то тепло… Но дляполного счастья ей сейчас мучительно не хватало ванны. Или хотя бы лоханки степлой водой! Невмоготу было немытому телу, волосам, которые насквозь, как ейказалось, пропитались табачищем да винищем. Она с отвращением взглянула на своесмятое платье, на кучку белья. Встала и, завернувшись в простыню, босикомпрокралась к дверям.

Тишина гробовая!

Сейчас никак не меньше девяти утра, однакозамок будет спать мертвецки еще часа два, потом начнут медленно подниматьсяслуги, ну а господа продерут глаза только за полдень. Вот уж сейчас точно можноделать все, что заблагорассудится, пожалуй, даже уйти восвояси… и уж тем паче –добраться до кухни и отыскать там горячей воды. Пусть и холодной, только быосвежиться!

И, отбросив доводы рассудка, который неумолчносоветовал поскорее одеваться да брать ноги в руки, пока не очухался дракон, онапокрепче запахнула простыню и вышла в коридор, стараясь не думать о том, чтобудет, если какая-то нечистая сила все-таки уже проснулась и шатается по замку.

Нечистая сила, как известно, всегда появляетсяпри одном лишь упоминании ее имени, а потому стоило Юлии только взглянуть вузкое стрельчатое окно, выходящее в сад, как она увидела до черноты смуглуюобнаженную фигуру, стремительно бегущую меж опушенных инеем ветвей. Онипотревоженно колыхались, роняя снежную пыль, которая в первых лучах бледногосолнца играла и сверкала, словно алмазная сеть, затянувшая округу. Эти ледяныеискры мало напоминали сполохи адского огня, но все равно, кем, спрашивается,кроме призрака, могло быть темное существо, голышом бегающее по морозу?! Да,если даже с одного глотка вина воображение выделывает с ней этакие фокусы, томожно лишь посочувствовать прочим обитателям замка, чьи сны, верно, заполненыистинно жуткими видениями!

Что ж, остается надеяться, эти кошмары нескоро ослабят свои щупальца, и Юлия вполне успеет осуществить задуманное!

Она добралась наконец до кухни, по путизаглянув в некое укромное местечко и оставшись приятно удивленной его чистотой.Очевидно, по истинной укромности его расположения за множеством портьер, о немпросто забыли и пользовались чрезвычайно редко.

Ободрившаяся Юлия вошла на кухню – да так иахнула, ибо ей почудилось, будто у нее начались видения: посреди до блескавымытого пола стояла огромная ванна, над которой поднимался душистый пар!