Причуды богов - Елена Арсеньева

Эх, жаль, что хмель не берет Жалекачского!Если б он хоть на миг отвел от нее глаза, она как-нибудь ускользнула бы из-застола, а уж там – Бог в помощь! Юлия с надеждой взглянула: не упал лиЖалекачский головой на залитый вином стол, как иные из его соседей? – итихонько пискнула от страха, увидев, что он тяжело встал, шатнулся (нет, все жене прошли даром опрокинутые залпом гарнцы и гарнцы [46]!), оперся было остол, но выправился и, чугунно ступая, двинулся, обходя стол. Мелкая шляхтаугодливо повскакала с мест, но хозяин мановением руки приказал сидеть наместах, весь нервно передергиваясь, как марионетка, неуклюже продвигаясь кединственному свободному месту – рядом с Юлией.

Зачем? Ой, что теперь будет?

В нерассуждающем, почти детском стремлениихоть как-то оберечься она неприметно смахнула на пустое сиденье острую кость ис замиранием сердца воззрилась на пана Жалекачского, когда тот тяжело плюхнулсярядом и…

И ничего. Он даже не вздрогнул, словно сел накомара, а не на двухдюймовую заостренную кость! Повернулся к затрепетавшейЮлии, сцапал ее дрожащую руку, бесцеремонно потащил к губам. После жирногопоцелуя Юлия чуть не закричала от отвращения, а пан Жалекачский, с трудом сведявоедино взгляды разбегавшихся глаз, изрыгнул:

– Пью за первую пару в полонезе!

Не глядя, опрокинул в себя так и оставшийсянетронутым кубок Юлии, с усилием поднялся и, шатаясь, как маятник, устремился квыходу, волоча за собой гостью, причем, не поспевая, она оставалась чуть сзадии могла видеть обломок своего бастиона, торчащий из могучего зада панаЖалекачского словно малая соринка. Да, пробить шкуру этого дракона было нетак-то просто!

– Полонез! – раздался радостный визг, и,вихрем выметнувшись из-за стола и обогнав Жалекачского, из пиршественной залыринулась дородная дама в белом дымковом платье, сшитом по моде двадцатилетнейдавности: очень декольте, с беленькими коротенькими рукавчиками, перехваченномпод грудью трехцветным шарфом – символом европейской свободы. Высокая, довольнополная, с грубым лицом, мужскими ухватками, она неприятно поражала резкимиманерами и повелительным обращением. Эта феодальная дама, одержимая страстьюудержать улетавшую (уже давно улетевшую!) молодость, нещадно эксплуатировалапрелести, которыми провидению угодно было ее наградить. Ее мощные формы тяжелоколыхались, однако она летела стремглав, радостно провозглашая:

– Полонез! Наконец-то! Полонез! Танцуют все,панове, панове, танцуют все!

И, словно сухие листья, подхваченныенеумолимым вихрем, в шлейфе ее платья тащились полу– и вусмерть пьяныепаны-братья, которым сейчас, конечно, предпочтительнее было бы валяться подстолом, однако никто из них не осмеливался отказать «белой даме».

И вот тут-то вспомнила Юлия слова из старойсказки: «Никто: ни паломник, ни торговец, ни бродяга, ни рыцарь – не могпроехать мимо сего замка, не будучи ограблен до нитки или попросту проглоченстрашным драконом и его драконихой». Ведь эта дама и впрямь была женой дракона– пани Жалекачская, и ежели владетельный пан одержим был манией упаивать своихгостей до полусмерти, кабы вовсе не до смерти, то супруга его, пани Катажина,давно уже спятила от танцев. Эту страсть непременно должен был разделятьвсякий, и Юлия, не веря глазам, смотрела, как слуги волокли какого-то спящегомертвецки гостя, обнаруженного в укромном уголке: его принесли раздетого, прямос постелью, облили водой – пани сама отвесила несколько пощечин для быстрейшегоприведения его в чувство – и вот, кое-как одетый, он уже влачился средипоследних пар, с трудом удерживаясь возле своей визави – какой-нибудькомпаньонки, приживалки, клиентки, панны резидентки, как называли в Польшедальних родственниц или просто чужих, бедных, бесприданных девиц, обывательскихдочек, живущих на попечении хозяев, призванных всячески им угождать и имеющих вдоме прав меньше, чем комнатная собачка. Цивилизация и дичь смешались в этомпоместье, где чета закоренелых самоуправцев правила бандами буйной шляхты!

Все ворвались в залу. Загорелись свечи. Словноиз воздуха был извлечен и расселся на хорах печальный, тощий оркестр, ударили всмычки, запиликали скрипочки – грянул многострадальный полонез Огиньского,причем первой парою стали-таки Жалекачский с Юлией, а второй – пани хозяйка,манипулировавшая своим полусонным кавалером, будто кукольник – Пульчинеллою [47]. Следом бестолковотолклись прочие гости, причем если поначалу ноги у всех заплетались отвыпитого, то вскоре танцоры разошлись, движения их сделались ладными искладными, из чего Юлия заключила, что им не впервой менять опустошение чар надрыгоножество.

Пан Жалекачский так стискивал ее пальцы, чтоЮлия вскоре перестала их чувствовать и переводила дух от боли только тогда,когда пары расходились для поклонов. При этом она заметила, что пана, верно,одолевают блохи: он упорно шарил у себя ниже пояса, словно хотел во что бы тони стало распустить одежду и почесаться. Юлию так и передернуло, однако ей иневдомек было, какой сюрприз заготовил ей Жалекачский! При новом поклоне, который«дракон» проделывал, особенным образом раскорячась, он подмигнул Юлии снеподражаемой игривостью, и та увидела, что пан расстегнул штаны – нечтосреднее между необъятными шароварами века Собеского и бесформенно смятымипанталонами новейших времен – и оттуда выглядывает его собственная «карабеля»,похотливо искривленная, напрягшаяся и вполне готовая к немедленному сражению.

Да как он смеет?! При всем честном народе!

Да за кого он ее принимает – за шлюху, чтоли?!

Юлия от неожиданности так и вперилась в этотнепристойный отросток, не постигая умом, как человек знатного происхожденияможет позволить себе такой ужас!

Пан Жалекачский издал довольное урчанье, несомневаясь, что пригожая гостья очарована сим знаком его шляхетского гонора, аЮлия устремила беспомощный взор на пани Катажину, желая уж лучше сделатьсяжертвой ревности сей лютой пани, нежели предметом посягательств ее супруга,способного внушить только отвращение, но уж никак не вожделение. Однако, к ееотчаянию, пани Жалекачскую не волновало сейчас ничто на свете, кроме ее визавипо танцам, коего эта Цирцея уже обратила в угодника своих вакхических утех: вовсяком случае, он безотчетно выделывал все фигуры полонеза и нимало непротивился, когда при сближении пани шаловливой ручкой откровенно шарила у негомежду ног. Поистине, именно про сих супругов было некогда сказано мудрейшими:«Муж и жена – одна сатана!»