Симметрия желаний - Эшколь Нево

к матери Иланы и чья старательность выдавала ее с головой, сказала:

– Это очевидно только тебе.

Мать Иланы прищурилась:

– Что ты имеешь в виду?

Мать Амихая ответила:

– Именно то, что ты думаешь.

Тогда Амихай медленно поднялся со стула и впервые за неделю открыл рот.

– Хватит! – отрезал он.

Поскольку мне по финансовому вопросу сказать было нечего, я все время дискуссии наблюдал за выражением его лица.

Сначала он сидел с потухшим взглядом и безвольно опущенным подбородком. Казалось, произносимые другими слова не касались его слуха. Потом – возможно, он уловил какой-то обрывок фразы – его брови ожили и по ходу разговора поднимались все выше. Потом у него задрожала нижняя губа, и он слегка ее прикусил, но дрожь охватила и верхнюю губу.

Потом он встал.

Я посмотрел Амихаю в глаза. Я был уверен, что увижу в них гнев, но я ошибся. К моему изумлению, в них вспыхнула знакомая мне искра, предвестие очередной блестящей идеи.

– Хватит! – сказал он. – Я не желаю больше слушать подобную болтовню. Я в «Телемеде» зарабатываю достаточно, чтобы позаботиться о будущем своих детей. Что касается компенсации и страховки… Если они мне полагаются… Я намерен потратить эти деньги на другое… На то, что одобрила бы Илана.

– На что, например? – с ноткой недоумения в голосе спросил брат Иланы.

– Пока не знаю, – неуверенно ответил Амихай. – Возможно, создам ассоциацию. Или что-нибудь еще. Не знаю.

– Ассоциацию? Какую ассоциацию? – не отставал брат Иланы.

– Сказал же, не знаю, – недовольно ответил Амихай. Сел и снова погрузился в молчание.

* * *

– Ничего себе, – удивился Черчилль, когда я позвонил ему и сообщил, что сказал Амихай в последний день шивы.

– Он сейчас в смятении, – заключил Офир. – Я лечил людей в подобном состоянии. Не стоит принимать всерьез все, что они говорят.

Но спустя месяц после смерти Иланы Амихай позвонил каждому из нас.

– Встречаемся у меня, – сказал он. – Хочу посоветоваться насчет ассоциации.

– Ну, не знаю, – с сомнением сказал мне Черчилль. – Похоже на очередную блажь в стиле Амихая Танури. Он даже не решил, чем будет заниматься его ассоциация. Помяни мое слово: кончится тем, что он предложит нам спеть хором «Что там в колбочке, Шимон».

– Он рассчитывает на мой опыт копирайтера, – пожаловался мне Офир. – Но я давно полный ноль в этом плане. В смысле – по части сочинения слоганов.

– Все это неважно, – попытался я его вразумить. – Друг просит о помощи. О чем тут рассуждать? А вопросы будем задавать потом.

* * *

За несколько часов до намеченной встречи позвонил Амихай и отменил ее. Его голос звучал на фоне детской песенки, включенной на полную громкость.

– У нас была тяжелая ночь, – сказал он. – По-моему, до них только сейчас начинает доходить. Ноам звал ее во сне. А Нимрод утром заявил, что не пойдет в школу, пока мама не вернется.

– Что ты ему сказал?

– Что сегодня он может не ходить в школу. Тогда Ноам вспомнил, что тоже не хочет никуда идти.

– Ясно.

– Короче, я пообещал сводить их в парк аттракционов. Не знаю, когда мы вернемся. А главное, в каком состоянии. Отложим встречу на неделю, ладно? Передашь остальным?

– Может, оно и к лучшему, – сказал Офир, когда я сообщил ему новость. – Не будет растрачивать впустую свою энергию ци.

– Я же говорил, что из затей Амихая никогда не выходит ничего путного, – заявил Черчилль. Он так и не появился на первом – историческом – заседании ассоциации, которое вопреки нашим сомнениям состоялось неделю спустя.

* * *

– А Черчилль где? – спросил Амихай, как только мы с Офиром расселись в кресла.

Мария с дочкой ушли в комнату близнецов. Офир проводил их тревожным взглядом. За минувшее время лучезарная улыбка Марии померкла. Мария перестала нас обнимать и практически забросила клинику. Как-то ночью Офир встал в туалет и увидел, что она сидит в гостиной и плачет. Он присел рядом с ней и стал языком ловить бегущие по ее щекам слезы. Когда она немного успокоилась, он предложил ей уехать в Данию – может, там, среди близких, ей станет лучше, но она только рассердилась и снова заплакала, а потом сказала, что он не понимает, ничего не понимает, в Дании солнце сейчас светит семь часов в сутки, а она не выносит тьмы, она боится, что тьма проникнет в нее и заполнит ее целиком, и потом, здесь близнецы и она не может просто так их бросить.

Мария ездила к Амихаю три раза в неделю и сидела с мальчиками, и те встречали ее с удовольствием. Возможно, своим чутьем осиротевших детей они понимали: если другие взрослые их только жалели, Мария в них нуждалась. Кроме того, она приезжала вместе с дочкой, которую они любили безумной любовью, и теперь, когда они остались без матери, эта любовь обрела черты отчаяния.

* * *

– А Черчилль где? – снова спросил Амихай.

– Он… Он собирался приехать, – уклончиво ответил я. – Но он занят этим процессом, сам знаешь.

В глазах Амихая вспыхнула обида.

– Жалко. Мне как раз хотелось послушать, что он скажет.

Мы помолчали. Подождали, пока его недовольство рассеется. Напротив нас, на стене гостиной, висела фотография Иланы. Серьезное лицо. Бледные веснушки. Орлиный нос. В уголках губ – горечь разочарования (жизнью? собой?). Из всех фотографий Иланы Амихай решил увеличить именно эту, которая ей нисколько не льстила, зато запечатлела ее такой, какой она была на самом деле. Я вдруг почувствовал, как остро мне ее не хватает, как мне не хватает хорошего, простого и откровенного разговора, который мог бы между нами состояться, но никогда уже не состоится. Мне не хватало ее буреков. Ее тонких психологических замечаний. Ее спокойной и необъяснимой симпатии ко мне.

– Ситуация следующая, – начал Амихай, наклоняясь к нам. – Компенсация от страховой компании оказалась меньше, чем я думал. Клиника признает, что они скрыли от Иланы информацию о возможных осложнениях, но они нашли в подписанном ею договоре пункт, который их защищает. Короче говоря, вместе со страховкой получается несколько сотен тысяч шекелей. Но к нашему плану это не имеет никакого отношения. Я хочу в память об Илане основать ассоциацию, которая будет представлять интересы пациентов.

– Интересы пациентов? Что ты имеешь в виду?

– Понимаете, – ответил он, переводя взгляд с меня на Офира, – в больнице… Когда скорая привезла Илану в больницу… Санитары с носилками быстро понесли ее в отделение неотложной помощи. Я бросился за ними следом, но… Меня остановил охранник. Потребовал предъявить документы. Я крикнул, что у меня там жена. «Вы