Улыбочку! - Омер Барак

– Задержать отплытие!

20

– Это невозможно, Йони, – произнесла Лираз, глядя на меня жестким взглядом. – Ты просишь то, чего я никак не могу сделать.

– Они уже идут.

– Просто не знаю, почему ваша семья все время морочит мне голову.

– Они вот-вот появятся.

– У них осталось семнадцать секунд, – ответила Лираз, поглядев на висевшие на стене часы, – а потом корабль поднимет якорь.

– Послушай, они просто заблудились и не поняли…

– Они пререкались со мной целый час из-за четырех евро. Если бы они знали, что за каждую минуту опоздания мы платим девяносто семь тысяч долларов, они бы первыми кричали, что отплывать надо вовремя.

И тут мне снова захотелось задушить ее, сдавить с такой силой, чтобы в легких не осталось ни капли воздуха. Ведь сегодня она вернула мне мою семью – по крайней мере, моих друзей детства, – а теперь отбирает единственный шанс, когда на мамин вопрос: «Ну, как прошел день с двумя детьми?» я мог бы с уверенностью ответить: «Хорошо».

Мне действительно было очень-очень хорошо.

Я даже подумываю, а не пойти ли с Яэли в торговый центр или в кино, или куда там еще ходят с детьми в Хайфе, когда мы вернемся домой на следующей неделе. Если, конечно, Декла будет не против.

Никто из них не потерялся и не поранился, и я даже сделал несколько фотографий. Вот посмотри. Видишь, какая композиция? Здорово, да? Пожалуй, завтра я сфотографирую ее еще раз. После обеда здесь такое классное освещение! Декле с Амихаем я тоже обещал, да и вам не мешает сфотографироваться. Давненько мы этого не делали.

Так что все у меня было хорошо, мамочка.

И вот теперь эта женщина, которой я сделал одолжение, не хочет ответить мне тем же и всего на несколько минут приостановить мировой круговорот судов.

– Ты понимаешь, Йони, что я не могу этого сделать?

– Они будут здесь через несколько минут.

– Ну как, скажи, я могу обратиться в Глобальный центр координации морского движения и заявить, что какая-то там Лираз Шабтай из Израиля просит изменить маршруты ста двадцати тысяч судов из-за того, что семья Элул не вернулась вовремя на борт, так как застряла в торговом центре?

– Ты ведь даже не пыталась этого сделать.

– Ну и идиот же ты!

Мне захотелось пнуть ее, наорать на нее.

Все мое тело дрожало от напряжения, причиной которого была она.

Но в глубине души мне очень хотелось поцеловать ее.

А ведь еще секунду назад я даже не догадывался, что могу испытывать подобные чувства к кому-либо, кроме Яары. Это случилось внезапно, но это бесспорно было так, и это последнее обстоятельство напугало меня больше всего.

Я просто сходил с ума от тоски, тревоги, любопытства, циферблата часов, показывающего шесть секунд до отплытия, и вида пустого причала за окном кабинета Лираз, недоумевая, как это может быть: у тебя, скажем, есть ребенок, а в следующее мгновение его уже нет. Только что Яара была здесь и вдруг исчезла. Были у меня родители, а теперь их не стало. А еще я сходил с ума от внезапного осознания того, что хоть Лираз и собрала волосы в конский хвост, она не стала снова наносить пудру. Мне хотелось отругать ее за то, что она сделала со мной, но еще больше хотелось сказать ей, какая она красивая.

Не думая больше ни о чем, я закрыл глаза и наклонился вперед, позабыв, что все мое тело болит и с трудом сохраняет равновесие. Оступившись, я ударил Лираз головой в живот, а в следующее мгновение она уже выворачивала мою правую руку, прислонив меня щекой – единственным местом, не пострадавшим при падении, – к холодному стеклу окна.

– Что ты задумал? – спросила Лираз, продолжая выкручивать мне руку.

– Ой! – только и мог произнести я.

– Решил напасть на меня, так, что ли?

– Нет! Ой!

– Ты задумал…

– Ничего я не задумал! – закричал я. – Я просто хотел поцеловать тебя!

– Что? – Лираз ослабила хватку, и я снова глянул в окно. Родителей нигде не было видно. – Зачем? Чтобы помочь родителям?

– Нет, – ответил я, опустив глаза и потирая правую руку. – Чтобы помочь самому себе.

– А-а-а…

– Вот так.

– Звучит довольно глупо.

– Я знаю.

– Слишком много пафоса.

– Да знаю, знаю.

– Ну, хорошо, – Лираз засунула руки в карманы. – Но это странно.

– Да, теперь это выглядит странно, – согласился я, тоже засунув руки в карманы.

– Разве когда девушку хотят поцеловать, ее бьют головой в живот?

– Я потерял равновесие.

– Если бы ты хоть что-нибудь сказал сначала…

– Знаю-знаю, – ответил я, снова вынув руки из карманов. – Просто я так давно этого не делал…

– Верно. Вечно я забываю, что ты у нас девственник.

И тут, когда на часах оставалась лишь одна секунда, я увидел в окно то, чего уже не ожидал увидеть, – своих родителей. По правде говоря, я увидел лишь приближающиеся к кораблю две груды кульков с покупками, но был совершенно уверен, что это не мог быть никто, кроме них.

– Вон они! – закричал я, указывая на две маленькие точки на горизонте, находящиеся от берега на расстоянии чуть больше километра, и не зная, что раздражает меня сейчас больше: медлительность их походки или то, что я заранее знал, что в своем возрасте и после такого сумасшедшего дня на большее они просто не способны.

А может, меня раздражало вовсе не это, а то, что Лираз так и не сдвинулась с места.

– Ну же, Лираз!

Но Лираз продолжала неподвижно стоять, прикусив губу и глядя на набережную, по которой медленно ползли две груды кульков.

Часы на стене дошли до нуля.

А родителям оставалось идти еще не одну минуту.

– Лираз, – захрипела лежащая на столе рация, – с берега спрашивают, почему мы не отплываем.

Но Лираз продолжала молча смотреть в окно.

– Ты даешь свое разрешение, Лираз?

– Никогда еще мне не приходилось оставлять пассажиров на берегу, – произнесла Лираз, обращаясь ко мне.

– Так не делай этого и сейчас. Вон же они. Ты лишь должна распорядиться снова спустить трап.

– Что происходит, Лираз? Начнем докладывать об опоздании по протоколу?

– Я не дам тебе этого сделать!

С неизвестно откуда взявшейся энергией я схватил рацию, засунул под рубашку, прикрыл обеими руками и отошел в самый дальний угол комнаты.

– Лираз! – донеслось у меня из-за пазухи. – Будем докладывать о происшествии на борту? Они дают нам еще пятнадцать секунд.

Лираз продолжала молча стоять, глядя в окно.

– Я знаю, ты сейчас на меня сердишься, но…

– Я сержусь, потому что ты ведешь себя как пятилетний ребенок.

– Они