Великая княгиня Рязанская - Ирина Красногорская

– Прожор? Какой прожор?

– Ой! – смутилась Ульяна. – Прости меня за слово грубое. Совсем забыла, что ты сестра Ивана Васильевича Московского. Это братец твой родной затевает прибрать к рукам наше княжество, как уже сделал это с иными соседями.

– Не будет этого! – запальчиво возразила Анна. – Не посмеет! – Ульяна, недоверчиво улыбаясь, покачала головой, и менее уверенно Анна добавила: – Он матушке обещал. – И тут же поняла, как это смешно, по-детски беспомощно звучит.

– Обещал! Верь мужским обещаниям! Тебя же обманул Василий: про съезд не сказал и на княжеский пир позвать не велел. Значит, не просто пир это, не пир, а сговор!

– Да кто ты такая, чтобы о государственных делах толковать! – вспылила Анна. – Девчонка! Откуда тебе всё это известно? Значит, и дядюшке верить нельзя. На охоту он звал! А сам, говоришь, съезд собрал. За спиной у великого князя! А вдруг он его извести задумал? Почему и разделили вы нас по разным лачугам. А-а! Где мой мальчик? Что с ним?

Анна оттолкнула стол. Что-то с него упало, что-то плеснулось на дорогой ковер.

– Сейчас стражу нашу кликну! В железа – вас!

– Виновата! Прости, великая княгиня! – Ульяна рухнула на мокрый ковёр. – Подслушала, когда Григорий Иванович уговаривал Владимира присоединить Пронское княжество к Рязанскому. Об опасности московской говорил. И ещё – если Владимир откажется, то он, Григорий Иванович то есть, к царю, к хану Ахмату обратится за помощью.

Анна остановилась у дверей, не зная, что предпринять. В комнате служанок стояла подозрительная тишина, будто все её покинули или затаились в ожидании условного знака.

– Клянусь тебе, против Василия они ничего не замышляют. Владимир согласился пристать к Рязанскому княжеству. Одного его москвичи, как курёнка, придушат. Не выдавай меня брату и мужу.

– Брату?

– Ну да! Владимир – брат мой единокровный.

«Так, значит, я не ошиблась, и среди встречающих был князь Пронский. Это он поклонился низко-низко. У сестры такой же, как у него взгляд, грустный и ласковый. Хотя, конечно, она змеёныш».

Ульяна молчала и смотрела печально и нежно, ожидала, как поступит великая княгиня, а та сказала беспечно, словно и не было тягостного разговора:

– Извини, запамятовала – никак не разберусь с рязанской роднёй, – и шутливо добавила: – К столу-то чего не зовёшь, бабушка? Есть хочется.

– Голод – не тётка! – обрадовалась Ульяна и хлопнула в ладоши – тут же в горнице возникли нарядные красивые девушки. Анна отметила, что от московских и от переяславльских красавиц они отличаются отсутствием белил на загорелых лицах и обилием красного в нарядах.

Девушки быстро всё прибрали, и тут только Анна увидела, что неказистая снаружи хатка роскошно убрана внутри. Коврам, сплошь завешивающим стены, позавидовала бы и Мария Ярославна, подивилась бы парчовой ткани на подушках, да и серебряная посуда на столе не оставила бы её равнодушной. «Вот тебе и захолустное поместье на засеке, вот тебе разбойные набеги татар, – думала она. – Откуда у дядюшки такое богатство? Может быть, частые женитьбы пополняют казну – не бесприданниц берёт? Небось и эту девчонку взял не в одной рубашке. А дочку выдать не смог, или она овдовела?»

– А почему это, бабушка, падчерица твоя с нами не трапезничает?

– Апфия с князьями беседует. Она во всех советах Григория Ивановича участвует. А меня они по малолетству моему до своих важных дел не допускают.

– Значит, не по знатности, не по уму допускают? – перебила Анна. – Выходит, и меня, великую княгиню, мать наследника Рязанского престола, малолеткой посчитали?

Ульяна только виновато улыбнулась в ответ и продолжала, желая поскорее высказать сверстнице свою обиду:

– А мне в малолетках до седых волос ходить: Григорий Иванович почти на пятьдесят лет меня старше, а дочери своей всего на пятнадцать. И будут они вместе управлять многие годы, – она вздохнула, – в их роду долго живут. Тебе повезло, что муж молодой…

– Молодой, немолодой – я смогла бы за себя постоять, – возразила Анна надменно, – Василий ещё пожалеет… – и не договорила, поняла, что, признавая свою обиду перед этой несчастной девчонкой, ещё больше её унизит. – Да нам же несказанно повезло, что мы здесь с тобой одни и не надо притворяться важными и мудрыми.

Анна обняла княгиню, та с детской искренностью прижалась к ней и поцеловала. И Анне вдруг почудилось, что целует не она, а… вот наваждение, соблазн, глупость… – и резко отстранилась.

– Прости, – испуганно пролепетала Ульяна, – я ведь от души, – и посмотрела на Анну синими ласковыми глазами князя Пронского.

– Это ты меня прости, Уля, не хотела тебя обидеть, боже упаси. Просто мне показалось… Да нет… Просто – я не ласкова. Не надо дуться! Выпьем за дружбу. Твоё здоровье, сестричка!

В кубках был кумыс. Он нежно пощекотал в носу и горле и в отличие от мёда ударил не в ноги, а в голову. Обеим стало весело, обида угасла.

– Девок позвать? – предложила хозяйка. – Пусть споют, попляшут. Вон мужики уже голосят.

В увешанную, устланную коврами горницу звуки едва проникали. Анна уловила только какой-то отдалённый, на низких нотах гул, который не показался ей пением, но Ульяна настаивала:

– Ладно поют. Это Григорий Иванович соловьём разливается – дискант у него. – И было неясно, шутит она или хвалит всерьёз.

Пришли девки. Зазвенели колокольцами на бубнах, завихрились в танце. Княгини не выдержали и сами пустились в пляс, забыв о своём высоком положении, мужьях и детях. О детях, правда, они всё-таки поговорили перед сном. Однако прежде чем похвалиться первыми зубками своей семимесячной дочки, Ульяна вспомнила о редкостном дорогом подарке мужа. Анна ожидала увидеть ларец с украшениями или сундук с иноземными тканями, а внесли маленькое лукошко. Из него, потянувшись, выгнув спинку, выскочил резвый зверёныш. Раскрыл розовую пасть и – мяукнул.

– Котёнок! – захлопала Анна в ладоши. Котят ей приходилось видеть только в Москве, в пору детства. Котёнок покрутился у лукошка и вдруг прыгнул ей на плечо, с нахальным проворством принялся теребить волосы.

– Вот это удалец! Да больно же, больно!

– Григорий Иванович заплатил за него щедро. Больше, чем за породистого коня, – говорила Ульяна, осторожно оторвав котёнка от гостьи и баюкая его, как ребёнка, – персиянин. Очень редкий. Надо бы кошечку приобрести ему в пару, да денег сейчас нет.

Котёнок, извернувшись, – укусил хозяйку за палец. Она взвизгнула, котёнок хватил её и ещё когтистой лапой. Стряхнув его на пол, Ульяна приказала унести котёнка – и стала рассказывать, как начала кусать её за грудь дочь, когда появились зубки, как пришлось поэтому приставить к ней кормилицу, и дочь не огорчила замена, скорее даже порадовала, отрываясь от груди чужой бабы, она всякий раз плутовато улыбалась матери.

– Я слезами обливалась, видя это. Вот тогда-то Григорий Иванович и подарил мне котёнка. А он тоже кусается. – Она всхлипнула.