Бремя любви - Агата Кристи

– Какая ты милая. – Он привлек ее к себе и застенчивопоцеловал. Ее губы ему отвечали.

Он подумал: «Вот сейчас можно сказать… что я люблю ее, что,когда получу диплом, мы можем обручиться. Попрошу ее подождать. В Кэрол моеспасение».

Но слова остались невысказанными. Он почти физически ощутил,как некая рука сдавливает его грудь, отталкивает, запрещает. Реальностьощущения встревожила Ллевеллина. Он встал.

– Кэрол, настанет день, и я тебе скажу…

Она подняла на него глаза и, довольная, рассмеялась.

Она не торопила его. Лучше пусть все остается как есть. Ейочень нравится ее нынешняя счастливая жизнь, невинный девический триумф имножество поклонников. Будет время, и они с Ллевеллином поженятся. За егопоцелуем она чувствовала страсть – она была в нем уверена.

Что же до того, что у него нет честолюбивых стремлений, –это не беда. Женщины этой страны уверены в своей власти над мужчинами. Женщиныпланируют и побуждают мужчин к активности – женщины и дети, их главное оружие.Они с Ллевеллином захотят обеспечить детям все лучшее – это и будет для негостимулом.

А Ллевеллин шел домой в глубоком замешательстве.

Какое странное чувство он испытал! Напичканный лекциями попсихологии, он стал опасливо анализировать себя.

Сопротивление сексу? Откуда оно? За ужином он глядел на матьи гадал может, у него эдипов комплекс?[11]

Тем не менее перед отъездом в колледж он обратился к ней заподдержкой. Он отрывисто спросил:

– Тебе нравится Кэрол?

Вот оно, с болью подумала мать, но ответила сразу же:

– Она милая девушка; Нам с отцом она очень нравится.

– Я хотел ей сказать… на днях…

– Что ты ее любишь?

– Да. Я хотел попросить ее, чтобы она меня ждала.

– Нет нужды говорить это, если она любит тебя, детка.

– Но я не смог сказать, не нашел слов.

Она улыбнулась.

– Пусть тебя это не беспокоит. В таких случаях у мужчинвсегда язык отнимается. Твой отец сидел и таращился на меня день за днем стаким выражением, будто ненавидел меня, и все, что мог выговорить, это «Какдела?» и «Хороший денек».

Ллевеллин хмуро сказал:

– Было не совсем так. Будто какая-то рука оттолкнула меня.Будто мне это запрещено.

Она все поняла. Она медленно проговорила:

– Может быть, она не та, что тебе нужна. О… – Она проигнорировалаего возражение. – Трудно решить, когда ты молод и кровь играет. Но у тебявнутри есть что-то такое – может быть, истинная твоя сущность, – которая знает,чего тебе не следует делать, и оберегает тебя от тебя самого.

– Что-то внутри…

Он смотрел на нее с отчаянием.

– Я ничего не знаю о самом себе.

* * *

Он вернулся в колледж. Дни его были заполнены работой илиобщением с друзьями, и страхи отошли. Он снова стал уверен в себе. Он прочелглубокомысленные труды о проявлениях юношеской сексуальности и успешно объяснилсебе все про себя.

Колледж он закончил с отличием, и это тоже утверждало его всобственных глазах. И вернулся домой, уверенный в будущем. Он предложит Кэролвыйти за него замуж, обсудит с ней открывающиеся перед ним возможности. Ончувствовал невероятное облегчение оттого, что жизнь расстилается перед ним вясной последовательности. Интересная работа, которую он сможет делать хорошо, илюбимая девушка, с которой у него будет семья и дети.

Появившись дома, он окунулся во все местные развлечения. Онибродили в толпе, но в любой толпе он и Кэрол воспринимались как пара. Он редкобывал один, а когда ложился спать, ему снилась Кэрол. Сны были эротические, ион этому радовался. Все шло нормально, все было прекрасно, все – так, какдолжно быть.

Уверившись в этом, он встрепенулся, когда отец как-тоспросил его:

– Что стряслось, парень?

– Стряслось? – Он уставился на отца.

– Ты сам не свой.

– Да ты что! Я себя отлично чувствую.

– Физически – возможно.

Ллевеллин посмотрел на отца. Сухопарый, отчужденный старик,с глубоко посаженными горящими глазами, медленно покачал головой.

– Временами мужчина должен побыть один.

Больше он ничего не сказал, повернулся и ушел, а Ллевеллинаопять охватил необъяснимый страх. Он не хотел быть один. Он не может, не долженбыть один.

Три дня спустя он подошел к отцу и сказал:

– Я поживу в горах. Один.

Ангус кивнул: «Да».

Эти горящие глаза – мистика – с пониманием смотрели на сына.

Ллевеллин подумал: «Что-то я унаследовал от него, о чем онзнает, а я еще нет».

* * *

Почти три недели он провел в пустынной местности, один. Сним происходили любопытные вещи. Однако с самого начала он нашел состояниеодиночества вполне приемлемым. Даже удивился, почему он долго противился этойидее.

Во-первых, он много думал о себе, своем будущем, о Кэрол.Эти темы были увязаны между собой, но ему не понадобилось много времени, чтобыосознать, что он смотрит на свою жизнь со стороны, как наблюдатель, а не какучастник. Потому что его хорошо спланированное будущее не было реальным. Онобыло логичным, последовательным, но оно не существовало. Он любит Кэрол, желаетее, но он на ней не женится. У него есть другое дело, пока неведомое. Послеосознания этой истины наступила новая фаза – ее можно было бы описать словом«пустота», великая, гулкая пустота.

Он был ничто. В нем была пустота. Страха не было. Впустив всебя пустоту, он избавился от страха.

На этой фазе он почти ничего не ел и не пил. Временами емуказалось, что он теряет рассудок.

Перед ним, как мираж, возникали люди и сцены.

Пару раз он отчетливо видел одно лицо. Это было лицоженщины, она обернулась к нему в страшном возбуждении.