Бремя любви - Агата Кристи

– А-а, начинаю понимать, – сказал Уайлдинг. – По-моему, высами обрели некий духовный опыт. Что это было? Как? Вы еще с детства знали?..

Он не закончил фразу. Медленно сказал:

– Или вы понятия не имели?

– Я понятия не имел, – сказал Ллевеллин.

Понятия не имел… Вопрос Уайлдинга увел Ллевеллина в далекоепрошлое.

Вот он еще ребенок…

Особый аромат чистого горного воздуха щекочет ноздри.

Холодная зима, жаркое засушливое лето. Маленькая, тесносплоченная коммуна. Отец – шотландец, худой, суровый, почти угрюмый человек.Богобоязненный, честный и умный, несмотря на простоту жизни и призвания, он былсправедлив и непреклонен, и несмотря на глубину чувств, никогда их не проявлял.Мать его была из Уэльса, черноволосая, с таким певучим голосом, что в ее устахлюбая речь звучала музыкой… Иногда вечерами она читала валлийские[9] стихи,которые написал ее отец к конкурсу бардов.[10] Дети не очень понимали язык,содержание оставалось туманным, но музыка стиха волновала Ллевеллина, будиласмутные мечты. Мать обладала интуитивным знанием – не разумным, как у отца, априродной, врожденной мудростью.

Она обводила глазами своих детей, задерживала взгляд наЛлевеллине, первенце, и в них он видел и похвалу, и сомнение, и что-то похожеена страх.

Мальчика тревожил ее взгляд. Он спрашивал: «Что такое, мама?Я что-то не так сделал?» На что она с доброй улыбкой отвечала:

– Ничего, детка. Ты у меня хороший сын.

А Ангус Нокс резко оборачивался и смотрел сначала на жену,потом на сына.

Это было счастливое детство, нормальная мальчишеская жизнь –не роскошная, даже скорее спартанская: строгие родители, дисциплина, многодомашней работы, ответственность за четверых младших детей, участие в жизниобщины. Благочестивая, но ограниченная жизнь. И он ее принимал.

Но он хотел учиться, и отец поддержал его. Отец имел чистошотландское почтение к образованию и хотел, чтобы его старший сын стал большим,чем простой землепашец.

– Ллевеллин, я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочьтебе, но многого не смогу. Тебе придется рассчитывать в основном на себя.

Так он и поступил. Он закончил колледж – на каникулахподрабатывал официантом в отеле, по вечерам мыл посуду.

Он обсуждал с отцом свое будущее. Учитель или врач?

Определенного призвания у него не было. Обе профессии былиему близки. Наконец он остановился на медицине.

Неужели за все эти годы он не получал намека на посвящение,на особую миссию? Он пытался вспомнить.

Что-то было… да, оглядываясь назад с сегодняшних позиций, онпонимал, что это было – нечто в то время непонятное. Похожее на страх – заобычным фасадом повседневной жизни таился непонятный страх. Особенно он ощущалего, когда оставался один, и поэтому он с готовностью включился в жизнькоммуны.

Примерно в это время он стал замечать Кэрол.

Он знал Кэрол всю жизнь. Она была на два года младше его,неуклюжая ласковая девочка, со скобкой на зубах и стеснительными манерами. Ихродители дружили, и Кэрол проводила много времени в доме Ноксов.

В последний год обучения Ллевеллин приехал домой и увиделКэрол другими глазами. Исчезли скобка и неуклюжесть, она стала хорошенькойкокетливой девушкой, которой все парни стремились назначить свидание.

До сих пор в жизни Ллевеллина не было девушек. Он упорнотрудился и был эмоционально неразвит. Но тут в нем пробудилось мужское начало.Он стал заботиться о своем внешнем виде. Тратил свои скудные деньги нагалстуки, покупал Кэрол коробки конфет. Мать улыбалась и вздыхала, видя, чтосын вступил в пору зрелости. Пришло время, когда его заберет другая женщина. Оженитьбе думать пока рано, но, когда придет время, Кэрол будет удачным выбором.Хорошо сложенная, воспитанная девица, с мягким характером, здоровая – лучше,чем неведомые городские девушки. «Все же она недостаточно хороша для моегосына», – подумала мать и тут же улыбнулась, решив, что так говорят все матери снезапамятных времен. Она нерешительно заговорила об этом с Ангусом.

– Рано еще, – сказал Ангус, – Парню еще надо пробиться. Номогло быть и хуже. Она девка неплохая, хотя пожалуй, не семи пядей во лбу Кэролбыла нарасхват. Она ходила на свидания, но ясно давала понять, что на первомместе у нее Ллевеллин. Иногда она серьезно заговаривала с ним о будущем. Ей ненравилось, хоть она этого не показывала, какая-то неопределенность егонамерений и отсутствие у него честолюбивых стремлений.

– Но у тебя будут более определенные планы, когда тыполучишь диплом?

– О! Работу я получу, возможностей масса.

– Но ты в чем-нибудь будешь специализироваться?

– Так делают те, у кого есть к чему-то явная склонность. Уменя нет.

– Ллевеллин Нокс, но ты же хочешь чего-то достичь?

– Достичь чего? – Он ее поддразнивал.

– Ну… чего-нибудь.

– Смотри, Кэрол, это жизнь. От сих до сих. – Он начертил напеске линию. – Рождение, раннее детство, школа, карьера, женитьба, дети, дом,упорная работа, отставка, старость, смерть. От одной метки к другой.

– Я не об этом, и ты это прекрасно знаешь. Я о том, чтобы тысделал себе имя, добился успеха, поднялся наверх, чтобы все тобой гордились.

– Ну, не знаю, какое это имеет значение, – равнодушно сказалон.

– Я говорю, имеет значение!

– По-моему, важно то, как ты идешь по жизни, а не кудапридешь.

– Никогда не слышала подобной ерунды. Ты что, не хочешьдобиться успеха?

– Не знаю. Наверное, не хочу.

Неожиданно Кэрол как будто отдалилась от него, он был один,совсем один, и его охватил страх. Он задрожал. «Не я… кто-нибудь другой». Ончуть не произнес это вслух.

– Ллевеллин! – Голос Кэрол пробился к нему издалека. – Что стобой? У тебя такой странный вид!

Он вернулся, он снова был с Кэрол, и она смотрела на негоудивленно, со страхом. Его охватил прилив нежности – она его спасла, вытащилаиз нахлынувшего одиночества. Он взял ее за руку.