Яд персидской сирени - Инна Бачинская

Он вздрогнул, заслышав шаги. На плечо ему легла чья-то рука. Татка? Но это была не Татка. Это была Вера. Он прижался губами к ее пальцам. Она присела рядом.

— Посмотри, какая луна, — сказал он.

— Большая. Тебе не холодно? Ночь свежая. Может, пойдем в дом?

— Не хочется. Забываю спросить, Лена живет с нами?

— Нет, в городе. А что?

— Мне кажется, она всегда здесь.

— Она тебе не нравится? — Вера почувствовала упрек в его словах.

— Она мне никак. Все время молчит…

— Она боится побеспокоить тебя. По-моему, нормальная, незаметная, спокойная. Прислуга должна быть незаметной, не находишь? — В тоне Веры прорвались раздраженные нотки.

— Да бог с ней! — примирительно сказал Паша. — Прекрасная ночь! И сирень пахнет… не похоже на сирень. Сумасшедший запах.

— Это персидская, отец посадил. У меня на нее аллергия. Мы хотели отсадить подальше, но все как-то руки не доходили.

— Забываю спросить… в доме есть еще кто-то?

— Почему ты спрашиваешь?

— Я видел, как Лена несла поднос с едой. Кому?

Вера молчала. Молчал и Паша. Наконец она сказала:

— Она несла еду моей сводной сестре Татке. Ты, конечно, ее не помнишь.

— Я не знал, что у тебя есть сестра.

— Ты много чего не знал… и не знаешь. Она скоро уедет.

— Она гостит у нас?

— Гостит…

— Вера, тебя что-то беспокоит?

— Ты еще скажи, что ты меня не узнаешь, что я очень изменилась! — резко бросила Вера. — Что меня беспокоит? По-твоему, все просто замечательно, так? Компания в пролете, что делать с… этой, ума не приложу! Все посыпалось, понимаешь?

— А тут еще я. Понимаю. Что с компанией?

— Я не имела в виду тебя, — сбавила тон Вера. — С компанией не очень. Володя, твой зам, бывший, не справляется. Он неплохой работник, но ему не хватает… даже не знаю! Широты, ви́дения, даже культуры. Он жлоб, понимаешь? Вечно на вторых ролях. Но считает себя мастером.

— Почему же он руководит компанией?

— Никого больше нет, не брать же чужого. А потом, кто же знал, что он слабый руководитель? Казался сильным, надувал щеки, теперь не подвинешь. Да и помогал мне много, с тобой тоже… Господи, за что мне это? И Татка свалилась…

Она закрыла лицо руками и заплакала. Паша обнял ее за плечи, привлек к себе:

— Расскажи о нас… Как мы жили? Почему у нас нет детей?

— Жили нормально, как все. Ездили в Австрию кататься на лыжах, летом на море, друзья собирались… Детей нет, мы решили, что пока не нужно. Мама долго болела…

Паша прижался губами к виску Веры. Она замерла и перестала дышать. Потом легонько высвободилась; поправила волосы; передернула плечами. Сказала:

— Я замерзла, пошли в дом. Хочешь вина?

— Пошли. С удовольствием выпью. Какое?

— Портвейн, красный руби. Мы привезли несколько бутылок из Испании.

— Я его люблю?

— Ты его любишь.

— А ты?

— Я тоже. Вино для холодной ночи. Пошли. Может, кресло?

— Нет, я сам. — Паша взял костыль, с трудом поднялся. Вера обняла его за плечи, но он сказал: — Не нужно, я могу.

Они медленно пошли к дому. Хватаясь за перила, Паша поднялся на крыльцо.

…Он сидел за большим столом на кухне. Вера расставляла тарелки с закусками, бокалы. Он наблюдал.

— Ты красивая, — вдруг сказал он.

— Я устала, Паша. — Она застыла с тарелкой в руке, в глаза ему не смотрела. — Ты извини, я не уделяю тебе внимания, я понимаю. Каждый день я пытаюсь удержать бизнес, примирить волков и овец, люди ходят, жалуются, несколько сделок провалено, мы теряем заказчиков. Дядя Витя, Володя…

— Дядя Витя?

— Друг родителей, старый пень. И ведь не выгонишь! Впрочем, он не самое большое зло, хотя как человек — дрянь. Нет приличного руководителя, Володя не тянет… я говорила. Знаешь, — она присела рядом, — я все чаще думаю: может, избавиться от бизнеса, пока дают неплохие деньги? У нас хорошая репутация, связи, кредитная история. Пока есть желающие. Мне и посоветоваться не с кем… — Она запнулась.

— А я пустое место, и помощи от меня как от козла молока, — закончил Паша.

— Перестань, ты не так понял!

— Я не в обиде. Дурацкая история. Что я там делал, на той дороге? Как я вообще туда попал? Ты говорила, в сорока пяти километрах от города… и машина пропала. Следствие хоть что-то накопало?

— Ничего. Ты жив, машина исчезла, говорят, давно за пределами области, перекрашенная, с перебитыми номерами. Что ты там делал? Никто не знает. Возможно, тебя привезли из города и бросили там. Да и неважно это, поверь.

— Я не помню… Ты не представляешь, как это бесит! Пустота! Я ничего о себе не знаю, с кем дружил, что ел, что пил, даже работа… ты говорила, я работоголик, и ничего! Ни проблеска. Твоего отца я тоже не помню. И кто проделал это со мной, я тоже не помню. И за что…

— Отца ты не знал, он умер до тебя. Папа был сильным человеком, все делал по-своему. Ни с кем не считался, — со странной интонацией произнесла Вера. — Ни со мной, ни с мамой.

— Почему?

— Он бросил нас ради ничтожной циркачки, необразованной, неинтересной, некрасивой. Мама была… королевой! А он бросил. А потом вернулся с Таткой, принес в подоле, как сказала бабушка. И мама их приняла. Никто этого не понимал, а для нее семья была самым главным. Кроме того, она не думала, что он приведет Татку. Ее можно было отдать в частный пансионат, мало ли. А отец — ни в какую! Он ее обожал! Когда он умер, ей было пятнадцать. Дурные компании, пьянки, воровство… что мы пережили — не передать. Ужас! Бедная мама. А потом она убила дружка и загремела в психушку на семь лет. Застала с другой, бросилась с ножом… такие у них нравы. Была пьяная. Вопрос стоял: лечебница или тюрьма.

— Ты забрала ее домой?

— Нет, разумеется. Так получилось. Она здесь ненадолго.

— Я ее знал?

— Мы тогда уже встречались. Знал, конечно, но вряд ли обращал внимание. Она была пацанка, тебе нравились женщины постарше. Открой вино, сможешь?

— Смогу. Уж это я смогу запросто.

Он ввинтил штопор в пробку, с силой выдернул, разлил темно-красное вино в бокалы.

— За нас!

— Как тебе? — спросила Вера. — Надеюсь, уже можно. Голова не кружится?

— Крепкое. — Он отставил недопитый бокал. — Голова в порядке. Я действительно его любил?

Она кивнула с улыбкой.

— Ты спишь наверху? — спросил он вдруг. — Там наша спальня?