Яд персидской сирени - Инна Бачинская

— Смогу. Ой, совсем забыла! У них ходят слухи, что Вера хочет продать бизнес. Только это секрет пока.

— Молодец, Анжелика, — похвалил Монах. — Незаменимый агент.

— Ага, пять звездочек, — сказал Жорик. — Ми-шесть и Моссад отдыхают. Поехали!

…Паша проснулся, как от толчка. С оторопью увидел облитый белесым луннм светом силуэт — Татка сидела на его кровати, поджав коленки, упираясь в них подбородком. Комната, казалось, светилась, наполненная лунным светом; на полу лежал черный кривоватый крест — тень оконной рамы; в воздухе было разлито благоухание персидской сирени.

— Проснулся? — спросила Татка, повернув голову. — Не хотела тебя будить.

— Привет! Я рад, что ты пришла.

— Опять что-то снилось?

— Опять.

— Ты звал кого-то, я не разобрала… Вику, кажется.

— Не помню…

— Ты теперь живешь в двух параллельных мирах, в одном наяву, в другом во сне. Ты только не перепутай, следи за базаром, а то тебя мигом в психушку свинтят. Эти могут запросто, дорожка протоптана.

Паша рассмеялся:

— Спасибо, постараюсь.

— Моя мама тоже Вика. Виктория. Тебе отдали компьютер?

— Отдали. Я же не в тюрьме.

— Это хорошо. А пароли?

— Тоже отдали, они были записаны в блокноте, там никаких тайн не было. Тебе что, нужен компьютер?

— Нужен.

— Хочешь в игры поиграть?

— Нет, я хочу найти маму. Понимаешь, если мы встретимся, она заберет меня отсюда, если надо, станет опекуном. Она, а не твоя… Ненавижу!

— Ну-ну, по-моему, она нормальный человек.

— Ага, нормальный. Ты ее совсем не знаешь. Ты вообще ничего не знаешь. Ты у нас новорожденный.

— Тут ты права. Вот и расскажи.

— Я тоже почти ничего не знаю, так, ошметки какие-то. Я помню, каким ты был, когда вы начали встречаться… Она привела тебя познакомить с тетей Тамарой, ты пришел с цветами и конфетами. Я подглядывала… меня, конечно, не позвали, и думала, что ей повезло, этой выдре. Ты был такой… — Татка судорожно вздохнула и прижала руки к груди.

— Какой же? — поддразнил он.

— Красивый! Здоровый, накачанный, улыбка офигенная. Когда уходил, заметил меня, остановился и говоришь: «Привет! Ты кто?» Верка сразу вылезла, что я ее сестра, улыбалась, а сама, если бы могла, сожрала бы!

— Ты ничего не преувеличиваешь?

— Ладно, не веришь — не надо. А ты не помнишь, как ты меня провожал домой? Мы случайно столкнулись на улице, я сачковала урок, и ты мне долго и нудно рассказывал, что нужно учиться, а то ничего в жизни не добьюсь, останусь неучем, буду полы мыть.

— Правильно говорил.

— Правильно. А я смотрела на тебя, глаз не могла отвести и ничего не слышала. Думала, ну и зануда! А потом ты купил мне мороженого, как малолетке. Зеленого цвета.

— Ты что, была влюблена в меня? — улыбнулся мужчина.

— Ой, вот только не надо! — Татка фыркнула.

Он взял ее руку. Она руки не отняла. Они держались за руки. Она сидела, он полулежал, опираясь на подушки. Лица их в лунном свете были пепельно-голубыми. Потом Татка высвободила руку…

Паша повернулся и вскрикнул.

— Что? — испугалась Татка. — Больно?

— В порядке, неудачно повернулся. Ты не могла бы поправить мне подушку?

Татка нагнулась над ним, чувствуя, как колотится сердце. Приподняла его за плечи, задержала дыхание, вдохнув его запах. Резко отпрянула…

— Спасибо. Сразу стало легче.

Пауза затягивалась. Напряжение словно повисло в воздухе, и он стал вязким и густым. Лунный свет сменился полутьмой — луна заскочила за облако и превратилась в кораблик с растопыренными парусами, обведенными серебряным ободком. Он был невесом и радостен, этот праздничный серебряный кораблик, медленно устремившийся к счастливым берегам. Зачарованные, они молча смотрели, задрав головы.

Наконец Татка спросила: «Можно взять твой комп? Проверю почту», — и магия закончилась…

Полдень. Ни ветерка, ни движения. Природа, разморенная от обильного солнца, дремала. Лениво жужжали пчелы и жуки, благоухали травы и разогретая земля, в небе ни облачка, одна сияющая глубокая синева. Воздух был густ и сладок до слез.

Монах лежал на траве, щурясь на солнце, расстегнув до пупа рубаху, сняв кроссовки и носки, задрав ногу на ногу; грыз стебелек. Загорал. Рядом расположился Добродеев, готовил чай: раскладывал бутерброды и доставал чашки.

— Лео, проникся ли ты этим щедрым великолепием? — начал Монах, которого тянуло в лирику. — Ее хватает на всех, места под солнцем много…

— Кого хватает? — рассеянно спросил Добродеев.

— Природы, извини за пошлость. Природы хватает. Затюканной, изгаженной, убитой и тем не менее фантастически щедрой! Божественный день, благолепие, разнотравье… пахнет как в раю. И все это, заметь, там, где не ступала нога хомо сапиенса. Она самодостаточна, мы ей не нужны.

— Чай будешь? — спросил Добродеев.

— Буду. Посмотри вокруг! Бескрайние луга… видишь марево? Это сгусток энергии земли и солнца, если прислушаться, слышен звон натянутой тетивы…

— Держи! — Добродеев протянул Монаху чашку. — Здесь где-то ангар летающих тарелок, их часто видят. В трех кэмэ Ладанка, помнишь?

— А гора с пещерами, где падают в обморок, тоже тут? — Монах уселся. Принял от Добродеева чашку с горячим чаем, подул. — Горячий чай в жаркий день… извращение, ты не находишь?

— Не хочешь, не пей, — обиделся Добродеев. — Гора недалеко. Можем заглянуть, раз уж мы здесь.

— Сначала осмотримся по аварии. Если верить Любочке, ее начальник попал в аварию именно здесь.

— Здесь.

— Машина исчезла, а его, сбитого или избитого, подобрал неизвестный добрый самаритянин и доставил в районную больницу, где его спустя несколько дней обнаружила семья. Что он здесь делал, Любочка не знает. По ее словам, у Павла была женщина на стороне, возможно, это причина его появления здесь.

— А приложил его обманутый муж, — предположил Добродеев.

— Как версия. Значит ли это, что таинственная женщина живет в Ладанке?

— Ну-у… — протянул Добродеев, разморенный зноем и горячим чаем. Говорить ему было лень, а хотелось вздремнуть.

— У тебя тут есть знакомые?

— Есть. Я собирал материал про здешние аномальные явления. Местный краевед и летописец, бывший учитель, Яков Михайлович… дед Яша. Кстати! — хлопнул себя ладонью по лбу Добродеев. — Помнишь ведьму Саломею Филипповну?[5] У нее тут дом… Не столько дом, сколько халупа, она тут все лето с внучком, магистром оккультных наук. — Добродеев хихикнул. — Я писал про него…