Дневник пани Ганки - Тадеуш Доленга-Мостович

– Если хочешь, чтобы я закричала от боли, то можешь сжать руку еще сильнее.

– Слушай, Ганечка, – отозвался он сдавленно, – чем я перед тобой провинился?.. Призна́юсь, я не хотел танцевать, и когда бы ты не встала, попросил бы, чтобы нашла себе другого партнера. Но раз ты поднялась, я не мог сделать ничего другого, как тоже встать.

– Да, – согласилась я. – Может, и так. Но ты не думаешь, что, когда танцуешь с женой, не стоит по крайней мере делать вид, словно тебя истязают?

Оркестр закончил играть, и мы вернулись к столику, рассорившиеся и взвинченные спором. Из-за трусости Яцека (а возможно, также из-за моего раздражения) план мой не удался. Я хотела показать той выдре, что Яцек в меня влюблен. Однако все вышло наоборот. Даже за нашим столиком все обратили внимание, что мы рассорились, и кто-то не преминул отвесить насчет этого несколько глупых шуточек.

Во время следующего танца появился Тото. Естественно, он сразу же меня пригласил, но я отказала.

И тут Яцек продемонстрировал класс! Когда вновь заиграли вальс, он встал, улыбаясь, и поклонился мне. Как видно, переборол в себе опасение перед той женщиной или испугался, что я на него всерьез обиделась. В любом случае показал всем, как он меня любит. Ах, если бы я могла сказать ему, насколько большую благодарность испытывала к нему.

Он был несравненно галантен, а поскольку вальс Яцек танцует превосходно, мы обращали на себя всеобщее внимание. Когда на второй половине чуть замедлили темп, он склонился к моему уху и прошептал:

– Теперь лучше?

Врожденное упрямство заставило меня не уступать сразу.

– Так должно было это выглядеть уже в первый раз, – сказала я.

– Ты права, любимая. Только, видишь ли, тогда это было бы неискренне, а нынче – искренней и быть не может. – Он помолчал мгновение и добавил: – Я люблю тебя так, как больше никого уже не буду любить.

Я была совершенно счастлива. Испытывала удовлетворение и от того, что он мне говорил, и от тех взглядов, которыми меня провожали мужчины, и благодаря тому, что я так чудесно выгляжу и у меня превосходное платье, скромность которого еще сильнее подчеркивала мою молодость по сравнению с той рыжей выдрой. На ней, конечно, было шикарное вечернее платье с пучком орхидей, но выглядела она как минимум лет на тридцать. На хорошо законсервированные тридцать.

Должно быть, она почувствовала это, поскольку вскоре встала и они всей компанией перебрались в коктейль-бар. Вежливый Тото со всей своей наивностью спросил, обращаясь ко мне и к Яцеку:

– Не знаете, кто та дама в обществе пана Нементовского?

Яцек смешался, а я сказала:

– И откуда же нам знать? Для тебя ведь не тайна, что с паном Нементовским мы не поддерживаем никаких отношений.

Тото, смутившись, пробормотал:

– Прошу прощения…

Я удивляюсь все больше: что могла находить в нем?

Я всегда ценила в людях быстроту ума. Представляла себе, каким был бы Тото, если бы не его происхождение, если бы не имел он своего воспитания. И чем бы он тогда занимался? Сделался бы грумом или камердинером. Когда я вижу их обоих вместе, Тото не выдерживает никакого сравнения с Яцеком. Яцек внимателен, впечатлителен и горяч. Его контроль над собой и предупредительное поведение никого не обманут. Лучше всего описал Яцека Ярослав Ивашкевич. Сказал мне когда-то: «Это романтик в шкуре классика».

Правда, я не слишком хорошо ориентируюсь в смысле этих слов, но, несомненно, звучат они превосходно. Сколько бы я кому их ни повторяла, все со мной соглашаются.

Мы вернулись домой в большом согласии.

Ненавижу воскресенья. Они нудные, однообразные и бесцветные. И при этом исключительностью своей постоянно сбивают нормальный ритм жизни. Внезапно человек вспоминает, что не может пойти купить себе всяких вещей только потому, что люди отдыхают. Кроме того, все родные считают воскресенье лучшим днем для посещений и телефонных звонков. Это жуть, сколько у человека родных. Собственно говоря, родственники – невыносимая тягость. Я задумывалась над тем, как выглядел бы мир, если бы как-нибудь ограничить родственность. Например, оставить только отца и мать. Ну и, естественно, детей.

Сколько бы раз я ни думала о детях, мне всегда становится обидно. У Гальшки – чудная доченька, которую она, естественно, не умеет воспитывать. Наверняка вырастет из нее неведома зверушка. У Мушки – двое сыновей. Прекрасные пареньки. Все спрашивают меня, отчего до сих пор я не имею детей. Призна́юсь, меня это одновременно и радует, и заботит. Думаю, я не могла бы предаваться развлечениям и заниматься собой, будь у меня ребенок. Он ведь так прекрасен, что я бы сосредоточила на нем всю свою жизнь. Но, с другой стороны, я ведь слишком молода и так немного до сих пор взяла от жизни. Меня охватывает радость при мысли, что я до сих пор остаюсь свободной, что не угрожает мне необходимость соблюдать какую-то там диету, а также не встает передо мной перспектива надолго отказаться от развлечений и привычного стиля жизни. И все же я завидую и Гальшке, и Мушке. Кроме того, и Яцек уже несколько раз обмолвился, что детская пустует.

Иметь ребенка – это серьезные проблемы, но в том есть и свои плюсы. Мужчинам это очень нравится. Помню, видела в Римини такую себе датчанку или голландку, которая ходила на променад со своим пятилетним мальчиком. Просто кокетничала с его помощью со всеми. Одевала его в красивый бархатный темно-синий костюм или в белый атласный. Наверняка выдрессировала сына. Иначе он не задевал бы всех мужчин подряд. Но делал это с такой очаровательностью, что ни один из них не мог ему противостоять.

В результате она постоянно была ими окружена – почти как я.

Боже мой! Так вот думаю о ребенке, но и сама еще не решила, не стоит ли благодарить Бога за то, что мы до сих пор бездетны. Ведь неизвестно, как закончится дело с той бельгийской англичанкой. Дядя нынче не звонил. Как видно, нет у него никаких новых известий. Яцек весь день был дома, лишь около шести я уговорила его сходить к моим родителям. Те в последнее время были по-настоящему потрясены несколькими проявлениями его невнимательности.

Пока его не было, я вынула из-за ванны пакет Роберта и спрятала его в бельевой корзине. Яцек туда никогда не заглядывает. А что касается слуг, то я могу спрятать ключ от туалета.

Кстати сказать, я, возможно, поступила довольно легкомысленно, требуя от Яцека, чтобы тетка Магдалена уехала. Теперь у меня куча идиотской работы. Это же нонсенс: заниматься распоряжениями, следить за сроками стирки и всяким таким, особенно сейчас, когда обрушилось на меня столько несчастий. Домработница, которую я взяла, – верх нерасторопности. Постоянно пристает ко мне с вопросами о всяких глупостях. И речи не идет о том, чтобы она составила меню или знала, как рассадить гостей. Яцек сегодня в третий раз получил на первый завтрак чай, который он ненавидит. Он так огорчился, что даже сам сказал мне об этом.