Разбитая наковальня - Данила Ромах

ни люда, ни скота. Со скрипом наклонилась она, чтоб земли этой коснуться: живо было и свежо в траве, чуть ниже коей крохи ползущие копошились. Взгляд подняла Игна, рот сомкнутый невольно выпустил восторг негромким охом: древо зелёное, веками уже здесь стоящее, возле дома пустого росло, плодами щедрилось дивными. У могучих корней псом сторожевым, голову на каменную плиту сложив, конь лежал, ветрам гриву чёрную доверив. Ни седла на нём, ни поводьев, будто дикий, неприрученный. Не разнимая век, почуял он приближение чужой и глубоко выдохнул, грудь могучую расслабив. Хотела было тронуть зверя Игна, чтоб отличить истину от болезни ума, но ледяные когти вцепились в её запястья: то был мастерицын попутчик, что терпение в заточении терял. Конь тотчас пробудился: раскрыл полные ясности глаза, поднялся чуть ли не на дыбы, взревел, но после лишь хвостом повёл, как метлой по сору.

– Прости, прости… – поклонилась сосуду природной, дикой силы Игна. – Я не хотела…

Едва толкнув плечом девушку, явился скоро к коню его хозяин: совсем юнец, такой тощий, что рёбра чуть торчали под рубахой, налысо бритый с кожей, выжженной светом пустынь. Достал парень гребень костяной и принялся расчёсывать гриву, поглаживая зверя по длинной морде, и продолжал до той поры, покуда вновь яркие очи не сковало сном.

– А ты кто? – спросила Игна. – Не тебя ли слышала я?..

Тишь ей была ответом. Юноша, сторонясь взгляда, обратно в юрту спрятался, жестом руки гостью за собою пригласил. «Ловушка если…» – вспыхнуло в мути сознания, но Игна устала настолько, что додумать не смогла. Мысли стали покидать её: медленно и постепенно, как песок сквозь пальцы. Воительница последние шаги только сделала, уж хотела рухнуть, но как-то уселась возле обведённого камнем кострища. Юноша пепел холодный выгреб, за юрту бросил, сложил хворосту сухого и бросил сверху искру, чтоб пламя оживить. Руками над молодым огнём чуть поводя, парень тоже у костра присел и Игне улыбнулся, как добрый друг.

– Спасибо… Так кто ты?.. Как зовут тебя?.. – мастерица усталый взгляд подняла.

Вместо ответа – разинутый рот, за зубами – обрубок языка. Игна чуть смутилась, но парень лишь шире прежнего улыбнулся ей. «Всё так, как есть», – говорили большие, живые глаза его. Подбросил юноша ещё хворосту, из дома своего быстро вышел, а чуть спустя вернулся с блюдом, полным плодов. Они были спелы, свежи, не отравлены – истинная еда! Рука мастерицы сама к яствам потянулась, но вновь почуяла когти под кожей.

– Покуда конь там спит, ему крови пусти и выпей, – говорила старейшина, что за юношей стояла, – и мяса съешь. Какой голод, какую жажду может утолить сей жалкий фрукт?

Игна моргнула – и растворилась старуха. Лишь щедрый одиночка сидел возле мастерицы, удивлённо вбок косясь.

«Чего ты там увидела?» – движением брови выразил он такой вопрос.

– Я вижу… – начала она, но вдруг запнулась. – Проклятие, если б я только знала, что…

Незнакомец протянул плод Игне под нос, настойчиво кивнул и в такой позе застыл: «Ешь». С чужих рук надкусила Игна плод – и чуть к небу не подпрыгнула. Вспомнила она, сколько в жизни великой силы, сок пила девушка, вгрызалась жадно, чуть не покусав юноше пальцы. Тот лишь рукой свободной бинты грязные её легонько трогал, а как ожоги увидал под ними, так и охнул глубоко.

«Кто это тебя?» – спросил он зеркалами неясного испуга.

– Мой враг… Каруза… – единственное имя, вспыхнувшее в уме. – Мерзкий был тип. Я его убила.

«За что?» – поинтересовался незнакомец, отложив огрызок.

– Он народ безоружный резал деревнями, – спокойно ответила мастерица. – Демонов он разглядел в их простых душах. Безумец не мог сыскать свою смерть ни от пули, ни от топора. Меч я его сломала…

Только договорила она, как тотчас сама схватилась за второй плод, скоро тот одолела зубами своими, а следом уже принялась за третий, на что юноша замотал головой. «Повремени брюхо набивать, а то плохо будет», – предупредил он, быстро скрестив руки напротив собственного живота. Игна не без труда прислушалась к совету. «Уснуть попробуй», – кивнул незнакомец на длинный мешок из грубой ткани и кожи, сложив ладони к щеке.

– Я… – мастерица сощурилась, – не уверена, что смогу уснуть.

«Я неподалёку. Доброй ночи», – бросил улыбкой через плечо мальчишка, выбираясь из юрты. Игна себе кивнула, в мешок залезла и уснула. Но сознание воспалённое, душа отравленная и тело битое разгоняли желанный покой, сон рвали на куски, отчего вновь и вновь просыпалась Игна. И чем крепче сгущалась ночь, чем ближе был рассвет, тем чаще перед очами сомкнутыми мелькали образы, будто забытые: люди живые и мёртвые тянули к ней руки, и только трёх лиц она всё не могла разобрать.

– Что происходит со мною? – спросила мастерица у толпы беззвучной.

– Это стыд говорит в тебе.

Вышел из толпы далёкий знакомый. То был вождь племени кочевого, что много лет назад караван Игны одолело: всё так же стар, крепок, бородой космат и рожей угрюм. От его явления сквозь полудрёму сжались стёртые кулаки.

– Забыла про меня? – зашипел беззубый рот, как заклинанием. – Про наш род невольников владык? Как мы истязали, били, в рабство уводили и за бесценок продавали? Покинула ты нас в ящике крепком – и даже не обернулась! – укорил её старик.

Гнев и сожаление в девушке сошлись, бурей скрутили ей душу.

– Да ты ублюдок! – воскликнула Игна. – Как смел явиться?!

– Напоминанием тебе служу, – вождь кивнул. – Есть неоконченное дело.

– Какое же?..

Загремели глиняные колокола, зашелестела выжженная кожа, захрустели двухсотлетние кости.

– Его ты не убила, – возник Каруза в горелом доспехе, потирая пустые ножны. – С рук спустила тяжкие преступления его и остальных рабовладельцев. Забыла имена товарищей, что тогда пали. Лишь себя ты суеверием чужим уберегла. Молодчина, кузнец из-за пустыни! – его слова сочились гнилью и отравой.

Игна стала нема.

– Но уже поздно, – пожал плечами вновь живой покойник. – Вождь этот мёртв, племя его разбито на куски – и следа не видать от их никчёмных жизней. – Сапогом острым он толкнул тлеющие угли. – Время сделало своё дело…

– Но? – по старой, забытой привычке продолжила девушка.

– Придут другие, дылда, – прохрипел мастер-кузнец, не вставая со своей скамьи, – иные, но похожие.

– Так что готовься! – рявкнул безумный воин. – Кулаки обмотай крепко…

– Но если они иные, то зачем мне бить их? – осторожно спросила Игна.

И ужаснулась тотчас. Сама идея, к которой подталкивали её призраки живых и мёртвых, в земле сухой росла и множилась, как сорняк. И будет эта идея крепче и выше, покуда не вырвут её с корнем.

– А знает ли народ пустынь хоть что-то,