Разбитая наковальня - Данила Ромах

ужасом сводил и не отпускал, покуда не окажется оно в бездонной пасти. Одного человека чудовище схватило – и разорвало, часть пожрало, а часть в сторону отбросило, крови пущенной радуясь, как малое дитя. Этот смех страшнее предсмертного вопля. Недавно съеденное Игной чуть пошло вверх по горлу. То было перед ней творение жестокое и чужое, но Игна, притупив страх и отвращение, разглядела в скульптуре зла черты лица, размазанные по полотну кожи. Меж когтей висели бесхозно тонкие пальцы, пара босых ног волочилась за гигантом, не зная шага. Из человеческого тела сорняками гнилыми проросло то чудище, что ныне само ходило и люд жрало. «Как и рассказывал отец», – припомнила мастерица историй час, жалкий на столь кровавые детали.

– Какая вульгарность, какая глупость… – затрещало под пламенными локонами, прям возле уха. – Здесь слабая родня моя была, я это чую. Вырвалось всё, что желалось, – и обратилось безвозвратно. Но тебе припасена судьба иная. Впусти меня.

Игна сжала кулаки, чтоб голос спугнуть.

– Человеком оно было, так ведь? – спросила девушка у юноши.

Немой смотрел на жестокую картину, не выражая интереса. Игна подалась вперёд, готовая бой принять, но парень лишь горько улыбнулся: «То есть иллюзия, давнее воспоминание». С его улыбкой сцена растаяла, оставив холм пустым. Ни люда, ни скота, ни криков – лишь древо с каменными плитами, конь и юрта за спиной.

– Куда всё подевалось, парень? – Игна умышленно моргала, видения пытаясь вернуть. – Где люди эти? А где тварь?

«Давно исчезли, костей даже не сыщешь», – песок сквозь пальцы немой пускал на протянутые ладони ветра, взглянул с тоскою на владения свои, что жили людьми когда-то.

– То был одержимый, – Игна не скрывала отвращения, – плоть себе забрал и переделал, разум в дыму выдержал и гари. С душой человечьей свился и извратил. Всё верно?

Немой кивнул.

– С такими я сражался, было дело. – Каруза мерил холм шагами. – Скольких же я уничтожил во благо страны?..

– Но… Чем закончится эта история? – не обратив внимания на хвастливую иллюзию, спросила у немого мастерица.

Юноша не ответил: лишь гребень костяной достал и пустил по конской гриве. Игна себе кивнула: «Видимо, финал увидим позже».

– Значит, одержима я?.. – принятие ей далось не без труда. – Демон во мне сидит, его слова я слышу, в памяти он моей роется, как вор в чужих пожитках.

«Ещё нет, – замотал головой немой, – но можешь стать, едва ты опустишь руки», – грудь он приоткрыл, как дверцу, сердце достал и испарил щелчком пальцев.

– И как же быть мне?

«Жди боя с ним, – вцепился парень в собственную грудь. – Дай бой – и победи!» – он все три солнца схватил и крепко сжал.

– Но как? Не кулаками же его огреть?

И вновь молчание: лишь шёпот конского волоса меж костяных зубьев. Игна постояла немного в ожидании, а как тяжесть во всём теле почуяла сильную, так поспешила вернуться в кровать. «Надо ещё сил набраться», – велела она себе.

– Пойду прилягу, – почти уж скрылась в юрте девушка, – ты здесь ещё побудешь?

Немой кивнул. Умом далёк он был от сего дня, лишь больше вспоминал о днях минувших.

Заползла в мешок Игна, рухнула в объятия дрёмы, в мыслях вернулась к тому чудищу. Медленно разбирала она сей образ кошмарный, чтоб испорченное отбросить и человеческое собрать. Но есть ли человек, помимо плоти и костей, в том, что пред ней тогда людей губило? «Ни капли, – решила Игна. – Чтоб так отдаться гневу, силе тёмной – ты человеком перестаёшь быть прежде, чем обратишься». На том она уснула, стараясь не встречаться с иными образами, живущими в уме.

Как солнца спрятались совсем за дрожащей струной горизонта, так показался из темноты демон. Тлеющим углям он поклонился, вдыхая останки дыма с пеплом.

– Слушай, – велел Игне клинка обитатель, – сейчас же.

– Заткнись, – мастерица повернулась на другой бок, но совсем потеряла сон.

– Нет, ты слушай, – продолжал пленник Гибели Драконьей, – как тебя учил охотник тот. Помнишь ещё его?

За юртой ночь стояла: холодная, звёздами щедрая, совсем тихая ветром. Пыльный Путь здесь и сейчас – зал для своей пустыни, вместилище, оторванное от смертного мира, если не последний его оплот. Будто нет за горизонтом ни города мастеров, ни деревень восточных. Вскоре обнаружила девушка пропажу: юноша и скакун оставили своё священное древо и гостью, скрылись куда-то. Во мраке Игна нащупала те каменные плиты, что конь покоем своим охранял: обвиты были крепкими корнями, стары и трещинами покрыты. Надпись на них вытесана грубо, но не глубоко, не разобрать не то что слов – единого знака.

– Не отвлекайся. Слушай.

Приложила ухо мастерица к земле холодной и сырой, дыхание задержала. Под знамёнами собственных жилищ шла к укрытию у древа большая колонна. Телег при них немало, десятки ног шагали рядом в такт скрипучим колёсам. Скотина лениво бодала камни в поисках съестного. Усталость и холод ночной идущим не мешали: то было им привычно и родно, не в первый раз таков их ход. «То есть торговый караван?» – предположила мастерица, не нарушая тишину.

– Нет, – охотник лежал рядом, его глаза были полны гнева, – лязга доспеха почти нет, зато оружия – навалом. К тому же какой торговец пойдёт в ночь?

– Значит, дети пустыни… Тебя ведь зовут Бузула, верно? Как вы там? Стоит ещё Валюдэ? – внезапно обратилась к наваждению Игна. Голос её оказался слаб, полон отчаяния.

– Без тебя всё стало спокойно, – улыбаясь, ответил охотник. – Мы про тебя забудем очень скоро. И не вспомним.

– Вы злы на меня? Держите обиду? – перечисляла Игна, закапываясь в собственные сомнения.

– Пока стояла ты как вкопанная, шесть человек погибло, – припомнил друг ту ночь в доме старейшины. – Не знаю, сколько ещё померло потом, в твоём походе.

– Но я ведь… – горькая скорбь к сердцу подступала, – ты просто иллюзия моего больного ума, подопечный демона!

Поспешила врезать мастерица наваждению, но кулак только пронёсся над травой. Крепкая ладонь опустилась на Игнино плечо. То был немой: всё так же приветливый улыбкой, он держал за спиной вязанку хвороста. Второй рукой он гладил чёрного скакуна, при виде Игны будто бы разозлившегося. Парень не стал задавать вопросов, а лишь проводил обратно в юрту и велел спать чем больше, тем лучше. Вновь укрывшись за шкурой тёплой, мастерица спросила у безымянного:

– Есть хоть какой способ узнать, как звать тебя?

«Возможно», – пожал он плечами и удалился, оставив Игну один на один с вновь ожившим очагом.

– За чистоту ты принимаешь зияющие внутри тебя пустоты. Впусти меня.

Прошёл так день, лениво солнца двигая по небу. Всё чаще Игну мысли всяческие