Разбитая наковальня - Данила Ромах

кроме кандалов на чужих шеях? – переспросил Каруза, сведя опалённые брови. – Лишать воли – их удел, их быт, их дрянное ремесло. Таких ты видела сегодня: озлобленных, убогих. У тебя есть сила это остановить, кузнец из-за пустыни.

– Послушай его, дылда, – тихо добавил одноногий учитель. – Силой воспользуйся и сверши возмездие. Ради будущего.

– Силой воспользуйся, – надвинулась на неё толпа.

– Силой воспользуйся, – твердила ей старейшина.

– Силой воспользуйся, – хором пели живые в мастерицыном уме стражники.

– Силой воспользуйся, – шептал охотник.

– Впусти меня.

Никогда ещё не видала Игна такого отвратительного утра. Мышцы, коих мощь отпустила, стонали, в каждом сгибе тела царствовали боль и тяжесть, что пошевелиться не давали. Даже дышать приходилось, стиснув зубы. Поначалу мастерица беззвучно проклинала своего спасителя: зачем ей было брать передышку? Но, подумав дольше, поняла, что в случае ином отдыхала бы она в объятьях Смерти.

«Доброе утро!» – хлопнул в ладоши парень. Он был свеж и бодр.

– И тебе доброе утро… – Игна попыталась вспомнить неозвученное имя незнакомца.

«Тебя всю ночь что-то дёргало. Тревожило», – показал он на себе и веки полусомкнутые и дрожащие, и пауков неведомых, что по голове ползли длинными пальцами.

– Кошмар ночной, – призналась мастерица. – Я не спала несколько дней, почти перестала думать… Наверное, скопилось. Помоги мне встать, пожалуйста.

Подал было юноша тощу руку, да только до своей Игна дозваться едва могла: чуть потянулась кисть вверх, да не оторвать было от кровати локтя. Друг подбородок свой потёр, в голове бритой почесал чего – и мысль придумал. «Я знаю, что даст тебе сил!» – он заговорщически поднял редкие брови, выстрелил взглядом исподлобья и выбежал из юрты.

Должно быть, решением любой проблемы, что возникнуть может посреди Пыльного Пути, служила миска фруктов. Уж Игна спорить с немым точно не спешила: в один присест расправилась она с завтраком, оставив за собой одни огрызки.

– Спасибо, друг. – Мастерица довольно вытерла рот об грязные бинты на запястье.

Парень поднял руку: хотел задать вопрос один, но совсем не знал, как его без слов озвучить. Игна лишь пристально смотрела в ожидании более понятных знаков. Внимание девушки поймав, немой в затылке почесал, затем палец о палец в пляс пустил вокруг друг дружки, ленту времени мотая вспять. Он кивнул на Игну.

– Хочешь, чтоб я свою историю поведала?

Юноша радостно закивал. Уж больно ему было интересно, насколько крепка голова Каруза под могучим кулаком, кто прилежно накладывал бинты, кто у костров историями гремел, правив искусственную ногу. Уселись двое у холодного кострища, и Игна принялась за свой рассказ. Говорила она часами, прерываясь только на плоды: горло отвыкло от затяжных бесед и предательски сохло. Шла её история от востока к северу, от последней битвы к первой сказке при одинокой свече. И сколько бы ни говорила воительница о затяжных дуэлях, о ковке чудной, о друзьях любимых, вечно спотыкалась она о забытых местах и людях. Лица, изъеденные дурными силами, вспыхивали в памяти и сиюминутно гасли, дома стояли без капли света, пустые жизнью. В смятении и тревоге закончила Игна, не вспомнив даже имён родного отца и двух сестёр своих.

«Должно быть, травмы прячут имена, – считал немой движением пальцев тонкие шрамы на шее и плечах, он постарался улыбнуться. – Не тревожься, память вернёшь ты».

Юноша сосредоточился на грязных бинтах и крепко начал думать. Он плохо скрывал беспокойство, мысленно стягивая с могучих кулаков эти ошмётки медицинского дела.

«Дай мне посмотреть», – взгляд его был чересчур серьёзен, рука сама тянулась к спрятанным увечьям.

– Всё в порядке, правда! – замотала мастерица головой. – Всё заживёт…

Немой бинт поднял без спросу – и всем видом поник сразу.

«Ох, нет, всё точно не в порядке», – поняли оба.

Раны затягивались плохо: забиты они были и песком, и осколками обожжённой глины. Туда, где под мясом горелым проступали кости, смотреть юноша мог лишь чрез собственные слёзы. Реветь парень не стал, но эмоции сдерживал едва ли.

– Всё не так плохо, – утешала обоих Игна. – Вот доберусь домой…

«Да только где же он?» – спросила у собственной памяти Игна.

– Исцеление твоё здесь, милая моя Игна, – голос живой и звонкий, как трель, звучал где-то над ухом. – Только впусти меня.

И хоть виду мастерица не подавала, парень будто тоже услышал слова чужие. Он протянул руку, подзывая отдать то, что до сих пор было скрыто.

– Чего ты хочешь? Деньги в суме я оставила, при мне нет ничего…

«Есть. Давай сюда!» – он гневно свёл брови, терпение совсем уж растеряв.

Две части древнего меча лежали пред ним через мгновение. Они тускло сияли, пространство вокруг себя чуть кривили и трясли, как на горизонте жарком. Там, где кровь недавно шла, ржавчина медленно уходила, оставляя линии чистой Гибели Драконьей. Помрачнел юнец, тучей грозной обратился, готовой молнии метать.

«Это тебя травит», – указал немой на осколки, схватился за горло, а после на сердце крест пальцами оставил.

– Но мечник мёртв, орудие его разбито, как же оно?.. – Игна не решилась упоминать явления во сне Каруза.

«Всё верно, но жив остался владелец мечника», – замотал головой парень, задержал пальцы на запястье, а после будто нашёл пульс у рукояти меча.

– Чего-чего? Я не понимаю… – слова полны растерянности.

Глубоко дыхание у немого спасителя. Взгляд его из-под бровей вопрошал у мастерицы: «А ты узнать готова?» Та уверенно кивнула.

Повёл парень Игну вон из юрты. Каждый шаг мастерице отдавал болью и усталостью, в костях осевших, но любопытство придавало сил не хуже порывов мощи. За порог вышли – а вокруг успело осесть племя, уставшее от вечного своего пути. Ни травы под ногами, ни древа, касающегося ветвями неба. Игна глаза протёрла, да вот иллюзия уходить не спешила. Юрты стояли точь-в-точь такие, в какой обитал немой спаситель, а внутри и меж ними жизнь кипела, как в любой иной деревне: кто инструмент себе правил, кто скот палкой гонял, кто детей веселил гримасами и песнями, подбивая бубном ритм всякого движения. Это место, скопище тревог и радостей, было Игне крепко знакомым, почти родным, и взглядом она то возвращалась на восток, то дальше шла на север. Юноша, однако, смотрел мимо живых лиц, на дрожащий горизонт. Мастерица, поймав это неясное внимание, решила его разделить.

С криками, руганью, звоном копий встречали дети пустыни своего незваного гостя. Шла на их дома тварь большая да бесформенная – нагромождение мышц, клыков, рогов и глаз безумных. Морда свинячья вытянута, челюсть мощная, от зубов ломится – безжалостный капкан. Земля под разбухшими стопами дрожала, взмах бесформенных отростков воздух резал кривыми, как сабля, когтями, а рёвом сердце смертное