Корабли-призраки. Подвиг и трагедия арктических конвоев Второй мировой - Уильям Жеру

склону холма наверх, к перелеску. Норт слышал, как оттуда донесся гудок паровоза.

Корабли-призраки покинули Новую Землю вовремя. Через два дня после их прибытия в Архангельск остров атаковала немецкая подводная лодка, которая из палубной пушки расстреляла советский лагерь в заливе Моллера. Один человек погиб, еще четверо пострадали. Именно в заливе Моллера скрывался британский транспорт «Эмпайр Тайд» и стояли лагерем выжившие с других судов. Подводная лодка потопила гидросамолет Мазурука, пришвартованный в заливе, но знаменитого полярного летчика в кабине не было. После атаки подлодки в Карское море вошел немецкий «карманный линкор» «Адмирал Шеер».

Лишь 11 из 35 судов конвоя PQ-17 добрались до Архангельска. Два вернулись в Исландию, 22 лежали на дне Баренцева моря со всем своим грузом. Немцы также потопили спасательное судно «Зафаран» и британский танкер-заправщик «Олдерсдейл». Число жертв конвоя PQ-17 еще не было подсчитано. Оно находилось в диапазоне от 100 до 300 человек, поскольку судьба десятков моряков оставалась неизвестна. Одни оказались в плену у немцев, другие дрейфовали на шлюпках. Среди последних были и несчастные выжившие с американского транспорта «Хоному».

«Хоному» был торпедирован 5 июля посреди Баренцева моря, но союзники не знали о его гибели до 18 июля, пока не обнаружили среди плавающих в воде обломков корабельный колокол. На колоколе была надпись «"Эдмор", Сиэтл». В «Регистре Ллойда» указывалось, что «Эдмором» раньше назывался «Хоному». Возле колокола не нашли ни выживших, ни тел погибших, хотя двое моряков с «Хоному» погибли при попадании торпеды в машинное отделение. Капитана «Хоному» и четырех членов команды взяла в плен подводная лодка, потопившая судно. Другие выжившие остались в единственной шлюпке и на четырех плотах. 19 человек с плотов спасло британское судно, но 14 моряков в шлюпке оказались не такими удачливыми. Пока шлюпка дрейфовала в снегах и туманах, они один за другим умирали от переохлаждения. Лишь четверо дожили до 31 июля, когда спустя месяц после гибели судна экипаж немецкой подлодки наконец сжалился над выжившими с «Хоному» и взял их в плен.

Плавание кораблей-призраков в Архангельск заняло 28 дней – почти втрое больше обычного. Моряки полагали, что теперь они видели все, однако их приключение еще не закончилось. Они оказались в стране, живущей под властью Сталина и воюющей с Гитлером. Русские то очаровывали, то пугали, то восхищали моряков. В разгар Второй мировой войны иностранцы уже замечали тревожные намеки на войну холодную.

Глава 10

Архангельск

В царские времена Архангельск был большим многонациональным городом, жемчужиной Северной Европы. Этот старинный морской порт был основан в 1584 году Иваном Грозным в месте впадения Северной Двины в Белое море, неподалеку от Михаило-Архангельского монастыря XII века. Столетие спустя Петр Великий заложил в Архангельске первую в России государственную судостроительную верфь, и более 300 лет город процветал как международный порт, хотя и обладал существенным недостатком: замерзал каждую зиму, когда лед сковывал Белое море. Купцы и гости со всего мира гуляли по улицам Архангельска и восхищались красотой его деревянных зданий. Российское правительство даже позволило иностранным купцам построить в городе католическую и лютеранскую церкви. Но в конце июля 1942 года, когда в Архангельск прибыли выжившие из конвоя PQ-17, город уже не был ни красив, ни богат, ни приветлив.

При советской власти Архангельск и его окрестности стали местом ссылки и тяжелого труда. Бóльшая часть прекрасной деревянной архитектуры была разрушена. Торговля переместилась в основном в порт Ленинграда, расположенный на Балтийском море и работавший круглый год. Архангельск, где проживало около 200 000 человек, служил сталинскому режиму главным образом как промышленный порт, откуда экспортировался лес. С началом войны он стал также важнейшим звеном поставок по ленд-лизу. Железнодорожные ветки от местных пристаней напрямую шли в Москву и Ленинград. Вместе с Мурманском Архангельск принимал арктические конвои.

Мурманск находился всего в 55 км от немецких авиабаз, а потому постоянно подвергался атакам. Архангельск же от линии фронта отделяло более 550 км, и радиус действия стоявших в Норвегии немецких бомбардировщиков едва захватывал город. Когда конвой PQ-17 вошел в порт, немцы еще не бомбили Архангельск, хотя вражеские самолеты-разведчики много раз летали прямо над городом, отмечая будущие цели для бомбардировщиков. Кроме того, немецкая авиация сбрасывала мины в Северную Двину близ Архангельска, чтобы осложнить судоходство. Когда весной 1942 года стал таять снег, советские ледоколы обнаружили вмерзшие в лед неразорвавшиеся мины.

Даже не подвергаясь бомбардировкам, Архангельск все равно страдал от войны. Каждый третий мужчина в городе был призван на фронт в ряды Красной армии, и уже к лету 1942 года тысячи из них пали в боях. К концу войны на полях сражений погибло более 23 000 архангелогородцев – каждый третий из тех, кто ушел на фронт. Женщины трудоспособного возраста здесь либо служили в армии, либо каждый день отрабатывали долгие смены на оборонных заводах. Как и другие советские города, во время Великой Отечественной войны Архангельск стал городом детей и стариков.

И он голодал. Советские организации, ведавшие распределением продовольствия среди граждан, не справлялись с задачей даже в мирное время, а начало войны привело к серьезному дефициту хлеба, мяса и других продуктов первой необходимости. Архангельск пострадал сильнее большинства советских городов, поскольку как важнейший для ленд-лиза порт был практически закрыт для посторонних и потому сильнее зависел от государственной системы снабжения. Хотя советские чиновники и люди со связями ели досыта, бóльшая часть населения страдала от нехватки продовольствия. Зимой 1941–1942 годов от голода умерли тысячи жителей Архангельска. Люди ели собак и кошек, а когда их не осталось, ловили грызунов и диких птиц[35]. Некоторые ели трупы. За годы войны в Архангельске от голода умерло более 38 000 человек – больше, чем погибло от вражеских бомб и пуль.

Продовольствие от союзных конвоев в основном лишь проходило через Архангельск на пути в Москву и Ленинград. В порту процветали кражи, хотя попавшихся сурово наказывали. «Ни замки́, ни вооруженная охрана не могут пресечь воровство, на которое идет голодающее местное население, – писал помощник американского военно-морского атташе Кемп Толли. – Стены складов в буквальном смысле сносят, а охранников подкупают». Женщины разрезáли мешки с мукой и ссыпáли ее себе в галоши. Мужчины собирали рассыпанную муку руками и горстями отправляли себе в рот. Когда несколько человек попалось на краже капусты, их заставили снять штаны и много часов просидеть на льду, отчего некоторые из воров умерли. Американцы выразили протест против столь жестокой практики, и русские согласились разбираться с ворами «иным способом», как написал посол Гарриман, «а потому стали расстреливать нарушителей на улицах». Тело мужчины, которого застрелили в порту за кражу, так и лежало там, где несчастный упал, пока его постепенно не засыпало снегом.

Единственной альтернативой воровству была жизнь по советским законам, которые казались все более абсурдными с каждым сокращением пайков. Говард Каррауэй писал:

По городу разбросаны маленькие станции, суповые кухни, куда регулярно подвозят хлеб и суп [и где] выстраиваются длинные очереди из рабочих, среди которых есть как старики и женщины, так и грязные маленькие беспризорники. Они держат в руках ведра, бидоны, бутылки и т. д., а еще авоську для хлеба. Чтобы получить свой паек, они должны показать специальную карточку, на которой указано, сколько они отработали. Кто не работает, тот не ест.

Главный деловой район Архангельска растянулся вдоль улицы, которая шла по всему городу, и основной его достопримечательностью был оперный театр, похожий на пагоду. Другая улица шла параллельно реке, а еще несколько – перпендикулярно этим двум. Все улицы были мощеными, тротуары – деревянными. Сточные канавы были также закрыты деревом. «На мой взгляд, сам Архангельск выглядел довольно приятно, – писал бригадный генерал Джеймс Босуэлл, американский военный атташе. – Вдоль реки стояли оштукатуренные и кирпичные дома. На верфях было много речных судов». А вот Кемп Толли не видел в Архангельске «ни величия настоящих руин, ни надежды на восстановление города»:

Ветхие, грубо сложенные бревенчатые дома, дощатые тротуары, немощеные грязные улицы… Такое же удивление, даже потрясение, я испытал при виде людей. Плохо одетые, неприветливые, неулыбчивые, они всем своим видом говорили, что жизнь в военном Архангельске была не сахар. ‹…› Несколько грузовиков ездили по мостовым, пробираясь по весенней грязи и слякоти… и разбрызгивая ее во все стороны. Пешеходы на шатких тротуарах вполсилы пытались увернуться от брызг, тихо ругаясь себе под нос, ведь большинство из них слишком изголодалось, чтобы проявлять энтузиазм