Если ты найдешь это письмо? Как я обрела смысл жизни, написав сотни писем незнакомым людям - Ханна Бренчер

– И долго будет так больно? – прошептала она в темноте.

– Не знаю. Честно, не знаю.

Нам нужен был конечный срок. Дата, которую можно отметить на календаре, – день, когда все слезы высохнут и мы снова станем цельными. Думаю, для нас обеих стало откровением, что любовь – не такая уж цельнокроенная штука. Это было первое осознание, что иногда мы отдаем себя друг другу, а получаем обратно не все.

– Как думаешь, Бог все это видит? – я поежилась, задавая этот вопрос; мы с ней росли с разными представлениями о Боге.

– Это?

– Я понимаю, наверное, это глупо… Но я всегда думала: может, Он там, наверху, тоже плачет.

– Ну, не знаю, – проговорила она. Я почувствовала себя дурой, потому что вообще заговорила об этом.

Я лежала там и гадала, почему я подумала о Боге в этот момент. Я не открывала перед Ним дверь, чтобы Он пришел на наш праздник жалости к себе по красной ковровой дорожке; я даже не нацарапала Ему приглашение и не бросила его в почтовый ящик. И все же мысли о Нем витали в тот вечер в воздухе, точно светильники, прогоняя тьму, боль и страх быть одной. Что-то внутри этого момента заставило меня шептать, когда в тот вечер я садилась в машину:

– Надеюсь, что Ты здесь. Надеюсь, что Ты действительно здесь.

* * *

То же чувство надежды жило внутри меня, когда я подняла голову с пола и выползла из ванной. Я упорно двигалась к посылке, стоявшей у моей кровати. Вытащила желтое полотенце, присланное мамой. Мои зубы клацали друг о друга, когда я обернула им плечи и свернулась калачиком посреди пола. Уплыв в сон, я проснулась через несколько часов и обнаружила, что за окном тихо. Драка прекратилась. Я проверила телефон. Никаких сообщений от Хуана. Я с усилием поднялась с пола и забралась в постель, завернувшись в одеяло и не выпуская из рук желтое полотенце. Надвигалось утро.

– Надеюсь, что Ты здесь, – прошептала я притихшей ночи. – Надеюсь, что Ты и вправду здесь.

Полиция так и не приехала. Утро действительно настало. Я провалялась в постели бо́льшую часть Дня благодарения. Мои соседи и наши гости поднялись около четырех утра, чтобы поехать в город, посмотреть «парад Мэйси», но я сдалась на милость болей в животе и температуры 38,3˚. Я так и не поняла, действительно ли «Фор Локо» стал причиной моего недомогания или я уже заболевала и наконец разболелась. Но единственный раз за весь этот день я поднялась с кровати, чтобы перейти через улицу к тому самому винному погребку. Я крепко зажмуривала глаза, протягивая руку к холодильнику, чтобы достать из него «Гаторейд»,[24] и молясь, чтобы на глаза мне не попался «Фор Локо».

Когда я вскрыла бутылочку и вышла на улицу, чтобы глотнуть воздуха, я заметила Хуана. Он помахал мне и улыбнулся, будто накануне вечером ничего не случилось. Он был вполне себе жив-здоров. А я – краше в гроб кладут. Пару дней спустя я все же спросила его, что происходило той ночью. Он рассмеялся и сказал, что просто его друзья «безумно дурачились». Я могла с ним только согласиться. Да, смертельные угрозы в час ночи – это «безумные дурачества». Мы больше ни разу не заговаривали о той ночи, и я предпочитаю думать, что мы оба стерли ее из памяти, пока продолжались праздники.

* * *

Когда Рождество приходит в город, в атмосфере явно присутствует романтика. Она гудит, щекочет и берет тебя под локоток. Видимо, дело в иллюминации, в том, как гирлянды оплетают уличные фонари. Кажется, что все спешат по вечерам домой оживленнее, чем обычно; и я часто размышляла о том, ради чего они так торопятся. Была ли это елка, которую нужно украсить, или печенье, ждущее глазури, или просто тот, кого стоило обнимать всю зиму.

Пока все вокруг ворчали из-за туристов, заполнивших город, я обожала смотреть на красные чашечки, которые люди баюкали в ладонях, и на маленьких девочек в пальтишках, прижимающих к груди кукол-американок. Мне нравилась мелодия «Тихой ночи», летящая по залам Центрального вокзала. Я любила Санта-Клаусов, которые попадались на каждом шагу – пухленькие и худые, с настоящими бородами и накладными, – украшая собой углы улиц.

У меня в то время вошло в привычку останавливаться в одном «Старбаксе» на Лексингтон-авеню после работы, заказывать мисто (обычный кофе с кипяченым молоком отлично вписывается в бюджет из 25 долларов) и сидеть на барном табурете у окна, наблюдая, как бизнесмены спешат по домам. Я приносила с собой в сумке стопку запросов на письма и писала людям, представляя себе, как эти письма оказываются в ящике у дома в Айдахо, увешанного гирляндами, или в почтовом отделении колледжа, ожидая студента, замученного выпускными экзаменами, готового ехать домой, чтобы пировать индейкой и проводить вечера у камина.

* * *

Письма наполняли меня ощущением цели, а женщины в общественном центре – Сандра, Шелли и сестра Маргарет – дарили мне правильную перспективу. Я и не догадывалась, как мне это важно, когда вступала в свой волонтерский год, мечтая о деле, которое имело бы значение.

Я училась доводить все до конца. Когда финансов не хватало, когда усилия истощались. И хотя я выросла с мантрой «делай то, что любишь», в тот год эта идея постепенно трансформировалась в нечто иное: не обязательно увлекаться тем, что делаешь. Делай вместо этого то, что необходимо. Делай то, что нужно другим. Подержи на руках ребенка, который непрерывно хнычет все время дневного сна и никакое «Рождество Чарли Брауна» не помогает ему уснуть. Помоги разложить по папкам накладные, которые скапливались в громадной папке с тремя кольцами на протяжении последних шести лет. Смысл не в том, чтобы быть выше любой работы или ворчать по поводу любой задачи. Делай то, что нужно от тебя другим, и верь, что это будет иметь смысл. Делай то, что нужно сделать, чтобы нечто большее, чем ты сама, продолжало двигаться и работать. Вкладывайся в свою роль, даже если она кажется маленькой-маленькой, как роль пастуха в рождественской мистерии. Все равно вкладывайся. Думаю, в этом и заключается вся суть действительно важного дела.

Выполняя любые поручения сестры Маргарет, я перестала так упорно искать ответы. Я не получила всех ответов, зато получала массу возможностей выбора. Некоторые – огромные и весомые. Другие – крохотные и якобы незначительные. Однако я начинала понимать, что все они важны. Каждый выбор, каждая задача, которая согласуется со списком важных дел, в конечном счете суммируется и отвечает на один большой вопрос: действительно ли то, что ты делаешь, что-то значит?

Я хотела, чтобы это что-то значило. Поэтому делала все, что могла.

* * *

Однажды утром я сидела в кабинете сестры Маргарет, генерируя идеи по сбору средств для общественного центра. Тема денег всегда стояла на повестке дня, и сестра Маргарет о ней постояно беспокоилась. Поэтому мне казалось, что я должна то и дело выдавать на-гора идеи. Это было лучше, чем избегать этой темы (чего бы мне на самом деле хотелось).