Маньяк между строк - Татьяна Шахматова

Далее было соскальзывание мысли, иллюстрированное таким отрывком:

«Давно не писал. Ну, наверное, потому, что если ты не писатель, то писать можно о чем-то документально-точном или о диалогах с собой. Вроде эссе. Думая, что ты один. Но ты не один. Всегда кто-то смотрит, пусть даже это ты сам смотришь. А когда не с кем поделиться, лучше сочинять сказки. Сказки – это такая конфета из детства, похожа по вкусу на сказки Пушкина. Вадим рассказывает сказки своей сестре: сказки Пушкина, а сестра съедает сказки Пушкина». (Из дневника Алексея Шляпника)

Чтобы продемонстрировать, как выглядит интересующая нас жалоба целиком, Виктория вывела на экран полный текст письма под номером три. Написал его некто Олейник Л. Т. Человек этот, как и предыдущие отправители писем, был выдуман Правдорубом: по указанному адресу такой человек никогда не проживал. Виктория просила обратить внимание на композицию письма.

– Структура всех найденных писем Правдоруба идентична. Сначала он высказывает жалобу. В этой части письма излагаются некие конкретные сведения о нарушениях, которые могут быть проверены на истинность-ложность. Эти фактические сведения обычно перемешаны с бредовыми аргументами. Нам попались пока два типа бреда: о связи фигуранта жалобы с войском Апокалипсиса или с инопланетным разумом. Жалобы могут носить как частный характер – тогда автор указывает на ущерб, причиненный лично ему, так и общий характер – в этих случаях Правдоруб озабочен проблемой чистоты городской среды, исполнения закона и тому подобное. Как бы то ни было, и в жалобах частного, и в жалобах общего характера ключевой является тема справедливости. Как вариант – законности.

– Ну да, богиня справедливости Астрея – дочь Фемиды, богини правосудия. Где справедливость, там и законность, легко запомнить, – улыбнулась Вера, заметив, что дамы слушали все рассеяннее.

Косотырикова то и дело поглядывала на экран телефона. Дрын смотрела на выступающую с явным подозрением, а глаза ее бегали. Как Разбежкина относится к происходящему, определить было труднее всего, потому что женщина предпочитала прятаться за мощную спину Екатерины.

– Может быть, на конкретном материале покажете, нагляднее будет, – предложила Екатерина Дрын.

– Да, конечно, все же филологи, – спохватилась Вика, привыкшая разжевывать для юристов, судей и следователей до последней буквы. Но все-таки добавила извиняющимся тоном: – Только еще один момент. Помимо жалоб все письма Правдоруба содержат еще два обязательных компонента: просьбу и угрозу. Просьба, обращена в государев орган, и в ней Правдоруб призывает устранить нарушения. С точки зрения нормальной логики обычно просьба невыполнима. Если же ожидаемые Правдорубом меры не будут приняты, то он честно предупреждает о том, что за дело восстановления справедливости возьмется сам: то есть угрожает. Итак, формула очень простая. Три речевых жанра: жалоба, просьба, угроза. Джентльменский набор Правдоруба. Вот, пример.

Вика вывела на экран новый текст:

«В департамент строительства Ставроподольска от Олейника Л. Т., ул. Красного Октября, д. 7, кв. 28.

Прошу обратить ваше внимание на творящийся в нашем городе разгул сатанизма, совершаемый под предлогом сети заправок «Злой Горыныч». Само название заправок указывает на принадлежность к войску Апокалипсиса, предсказанному в откровении Иоанна. Эта организованная преступная банда не пытается маскироваться и заполняет город минами замедленного действия, выдаваемыми за заправки. Заправки строятся в прямой близости к спальным районам и жилой застройке, чтобы в назначенный час испепелить маленьких деток, стариков, женщин и мужей их. Так, заправка на улице Красного Октября выступает за красную линию застройки почти на метр двадцать, нарушает допустимую дистанцию между пожароопасными объектами и жилой застройкой.

Для чего они наступают? Ответ известен.

Допустим ли превращение нашего города в огненный крематорий? Боль и отчаяние сжимает душу и сердца небезразличных. Я только один из них, смотрящих, но не видящих. Сколько еще безвинных сироток скормим злобному змею? Прошу изолировать от общества или выслать за пределы нашей исконно православной территории директора заправки «Злой Горыныч» Старикова Вячеслава Ивановича, являющегося тайным жидомасоном и приспешником Сатаны. Если меры не будут приняты, то воинство наше не остановят ни заборы, ни охрана. Сейчас людям приходится спать чутко, но настанет час, и чутко спать придется самому Старикову В. И.».

– А как мы точно узнаем, что это Правдоруб, а не какой-то очередной сумасшедший? – поинтересовалась Разбежкина.

– Речевые признаки… – начала было Виктория.

Но Разбежкина прервала ее довольно бесцеремонно:

– Признаки признаками, но вы сами говорите, что Шляпник тоже писал жалобы пачками. Есть более точные данные?

Странно было слышать такое от филолога, но Виктория сохранила хладнокровие:

– Если фигурант письма убит при загадочных обстоятельствах или на него было совершено нападение, то это процентов на девяносто пять наш Правдоруб.

Валентина Косотырикова вдруг резко поднялась с места.

– Извините, – проговорила женщина тихо. – К сожалению, мне надо идти. У меня сейчас занятия.

– Не беспокойтесь, занятия отменены. Рабочие дни будет засчитаны. Премию обещали за помощь следствию и благодарственное письмо. И о том и о другом лично позабочусь, – в который раз повторила Вика.

Валентина замешкалась.

– Мне надо предупредить тогда… позвонить… – нашлась она после секундного колебания. Обращалась Валентина к Ухтомской и словно за что-то извинялась.

Когда Косотырикова шла к дверям, я уже знал, что она не вернется. И дело было не в пальто, которое она поспешно подхватила со стула, не в сумке, второпях зажатой под мышкой, ее выдали этот извиняющийся тон, отведенные в сторону глаза. Ухтомская тоже догадалась о бегстве подруги. Нахмурилась, но промолчала.

Екатерина с Ольгой переглянулись. Не сговариваясь, филологические дамы тоже начали вспоминать обстоятельства, требующие их немедленного вмешательства.

– Что происходит? – Виктория обратилась скорее к Вере Ухтомской, чем к ее товаркам.

Вера только развела руками.

– Катя, Ка-а-ать! – позвала Вера громко и настойчиво.

Екатерина Дрын уже чудесным образом оказалась на полпути к выходу из зала.

– Я не понимаю. Объясни хоть мне-то. В чем дело? Мы с тобой столько лет общаемся, не побоюсь этого слова – дружим, вчера договорились, все было хорошо. А что сегодня произошло? А, девочки? Вроде совместный Скопус собирались писать. То есть как писать, сами знаете, как мы тут все совместно пишем. Давайте уж начистоту. Раз такое дело.

На словах «совместный Скопус» Катерина сделала решительный шаг в нашу сторону и прямо посмотрела сначала на Веру, потом на Вику и в конце концов остановила свой взгляд почему-то на мне.

– Ты нас, Вера, Скопусом не пугай. У тебя, конечно, научные индексы самые высокие и знакомства по этому поводу в журналах есть…