Наши хрупкие надежды - Мэри Бланш

в день знакомства, и соглашаюсь остаться.

***

Дом изнутри куда лучше, чем снаружи. Он достаточно большой для двух людей. Адам говорил, что они переехали сюда, а тот дом оставили сыну, и что, по словам его родителей, выбрали более скромный. Я бы поспорила, но, может, это только мне так кажется.

Кухня и гостиная в доме совмещены и занимают полностью весь первый этаж. Все здесь в основном в бежевых оттенках. На стене над полкой до сих пор висят рождественские носки, напоминая о празднике. Я замечаю на белых полках кучу фотографий в рамках на ряду с разными ароматическими свечками: некоторые горят, одурманивая своим ароматом, у других уже маленький запас воска. Уверена, Амила, мать Адама, оставляет их на лучшие дни. Я сама так делаю, когда любимые свечи заканчиваются.

Пройдясь взглядом по полке, я понимаю, что на половине фотографий запечатлена Санни: все такая же улыбающаяся и жизнерадостная. Фотографии Адама со школьных времен и самая трогательная — все трое: Санни, Адам и между ними с улыбкой до ушей Чарльз.

— Она была прекрасной, — слышу я незнакомый мужской голос и чуть ли не подпрыгиваю от неожиданности.

Рядом со мной стоит, как я поняла, отец Адама. Он совершенно не такой на вид, как Амила. На нем очки с темной оправой, которые пытаются скрыть мешки под глазами. Седые волосы, пряди которых спадают на морщинистый лоб. На нем бежевый свитер и брюки, как раз подстать стилю дома.

— Мы ее очень любили, — продолжает он, поглядывая на фотографии. — У нее никого не было. Она говорила, что мы были ее семьей.

Он поглядывает на меня и добавляет:

— Шон. Приятно познакомиться.

Он держит руки за спиной, но мило улыбается мне. Его слова дают понять, что с Санни мы похожи: у меня тоже никого не было. Ни родителей, ничего абсолютно. В какой-то момент Адам подарил мне заботу, но смогу ли я когда-нибудь быть частью этой семьи?

Нас зовут на кухню; на большом мраморном барном столе стоят горячие кружки зеленого чая и кусочки синнабона на тарелках для каждого.

— Так и где ты работаешь? — начинает допрос Амила.

Адам закатывает глаза.

— Мама, прошу.

Она бросает на него грустный взгляд, и я решаю ответить, чтобы избежать неловкости.

— В академии искусств. Преподаю уроки на скрипке.

— Скрипачка? — удивляется Шон. — Обожаю звучание этого инструмента. — Он закрывает глаза, вспоминая какую-то мелодию, и качает головой в такт.

— Ты здесь надолго? — продолжает Амила.

Слышу нервный вздох Адама и отвечаю:

— В понедельник я уже возвращаюсь в Лондон. — Сжимаю губы.

Я не притрагиваюсь к выпечке и еле толкаю в себя чай. Мне некомфортно, и я хочу курить.

— Но мы с папой собираемся переехать в Лондон к Мишель, — весело добавляет Чарльз, съедая кусок выпечки.

Хорошо, что я вернула кружку на место до того, как услышала это. Опоздала бы, то от шока вылила все содержимое.

— Это правда? — Я слышу волнение в голосе Амилы.

— Чарльз, иди собирайся! — пытаясь сохранить спокойствие, требует Адам.

Сын строит недовольную рожицу и поднимается наверх за вещами.

— Ты действительно собираешься переехать? — все также спрашивает его мама, и я будто эхом повторяю:

— Да, Адам, ты реально собираешься?

Он поворачивает голову и смотрит на меня. Его взгляд говорит сам за себя, но вслух он это не произносит.

Амила тоже понимает его молчание и шокируется.

— Чарльз не может уехать! У него школа.

— Школу можно и там найти. Он и так вечно говорит, что не любит ее, — быстро отвечает он, и мне становится не по себе.

Ради меня? Все это он хочет сделать ради меня?

— А о нас ты подумал? — восклицает Амила.

Шон пытается ее угомонить, но она отталкивает его руку.

— Лишить нас внука! Единственного внука!

— Никто не лишает вас внука, мама! Мы будем приезжать.

Адам говорит так, будто уже завтра мы все трое уезжаем, но что-то в его словах мне нравится.

— По праздникам, хочешь сказать? Что тебя здесь не устраивает, Адам? Мы же здесь рядом с тобой!

— Но Мишель не рядом, — резко отвечает он, и мое сердце останавливается на пару минут после услышанного.

Амила поднимает на меня взгляд карих глаз. Смотрит на меня, будто я выиграла трофей, который всю жизнь принадлежал ей.

— Я пойду подышу свежим воздухом, — торопливо говорю я и исчезаю, игнорируя Адама, зовущего меня, и продолжение их перепалки.

34 ГЛАВА

МИШЕЛЬ

Скрип от качелей разносится по темной улице. На небе уже звезды, а в моих легких никотин. Не понимаю, что делать. Адам не говорил, что хочет переехать. Я сама не разобралась в себе, а он уже из-за меня поссорился с матерью.

Я понимаю Амилу: лишиться внука, который будет за тысячу километров от тебя — это ужасно. Но часть меня хотела ей ответить.

Слышу, как кто-то выходит из дома, и замечаю Чарльза с рюкзаком, приближающегося к качелям. Я бросаю сигарету и наступаю подошвой ботинка. Он швыряет рюкзак и садится рядом.

— В плохом настроении? — мягко спрашиваю я.

— Я правда хочу уехать.

Мальчик обхватывает руками колени и вздыхает. Я разворачиваюсь к нему, мне хочется обнять его, но я никак не пойму, почему он так этого хочет.

— Чарльз, ты правда так хочешь в Лондон? Почему? — Часть меня говорит, что это глупый вопрос, но я хочу услышать ответ.

Он поднимает на меня свои блестящие глаза.

— Чтобы мы были втроем, как и раньше.

Я тяжело вздыхаю, сажусь ровно и беру мальчика за плечи.

— Ты знаешь, как я люблю тебя, но ты и понимаешь, что я никогда не смогу заменить тебе твою маму, — с комом в горле шепчу я.

— Вы с ней похожи. Ты, как и она, любишь со мной разукрашивать. С тобой я получаю такую же любовь, что получал с ней.

От такого неожиданного признания чувствую нахлынувшие слезы и вытираю сразу, пока они предательски не потекли по щеке.

— Я скучаю по ней каждый день. А теперь ты уехала, и я скучаю по вам обеим.

Он обнимает меня и не отпускает пару минут. Я играю с его волосами и целую в лоб.

— Все будет хорошо, — заверяю я и даже в этой ночи замечаю его прекрасную улыбку.

Мы оба вздрагиваем, когда слышим Адама, приближающегося к нам.

— Чарльз, иди попрощайся с бабушкой и дедушкой.

Сын послушно уходит, а Адам садится на его место.

— Прости за эту перепалку, — шепчет он в пустоту.

— Я не хотела стать причиной ссоры.

— Ты хочешь, чтобы