Ф.М. Том 2 - Борис Акунин

— Наговорили ему всякого? — медленно, пытаясьунять гонку мыслей, повторил Александр Григорьевич. — То есть, стало быть,про историю… — Он хотел сказать «падения вашего», но посовестился. —Про жизненную историю вашу тоже?

Она поняла и опустила голову.

— Да, всё ему рассказала. Сама не знаю, что на менянашло.

— А…

«А он что?» — захотелось теперь спросить Заметову, однакоделать этого, пожалуй, не следовало. Порфирии Петрович нипочем бы не выдалсвоего сугубого интереса к личности подозреваемого.

— Ну-ну, — с видимым равнодушием протянулписьмоводитель, хотя сердце у него в груди так и попрыгивало. — Пойду.Пора-с.

Проводив посетителя, Мармеладова вернулась в комнату совсемненадолго. Собрала в узелок какие-то мелочи, трижды перекрестилась на икону,висевшую в самом дальнем от кровати углу, и тоже вышла.

Лишь теперь человек, который все это время не отрывался отзамочной скважины и дважды, от чрезмерной увлеченности, произвел невольный шум,принятый простодушной Монашкой за сквозняк, оставил свое нескромное занятие.

Любопытно, что в самом начале объяснения Заметова с гулящейгосподин был куда менее сосредоточен, даже достал из кармана плоскую фляжку сромом и раз-другой к ней приложился. По лицу его при этом гуляло довольностранное выражение, соединявшее в себе глумливость и жадное ожидание. Однако,когда речь зашла об убийстве, облик соглядатая переменился — сделался серьезени внимателен. Во второй раз перемена в этом лице произошла при упоминании имени«Родион Романович». Здесь уж господин прямо вздрогнул и прижался к скважине ещеплотнее.

Как раз в эту минуту из противоположной двери появилась дамасредних лет, довольно недурной наружности, которую портили лишь жесткие складкиу губ. Увидя, каким делом занят белокурый господин, она беззвучно рассмеялась,подошла на цыпочках и погладила его по волосам, но тот досадливо отодвинулся имахнул: «уйди, уйди!». Женщина нисколько не обиделась. Прикрыв рот, чтоб незасмеяться в голос, она отошла в угол, села на диванчик и уже оттуда веселонаблюдала за некрасивым времяпрепровождением своего приятеля.

Наконец он отодвинулся от скважины и посмотрел в сторонузадумчиво прищуренным взглядом.

— Как вам моя крайняя комнатка? Хороша? — фыркнуладама. — Нарочно сдаю гулящей — полакомить близких друзей видом рублевогоразврата. Это, знаете, барчукам для пробуждения аппетиту показывают, каккрестьянские дети уплетают кашу с молоком… Да что это вы постником глядите,Аркадий Иванович, не распотешила вас моя Монашка?

— Отчего же, Гертруда Карловна, даже оченьраспотешила, — нараспев проговорил мужчина. — Под большим пребываювпечатлением.

Гертруда Карловна (это была мадам Ресслих, хозяйка квартирыи всего этажа) присвистнула, что вышло у ней очень ловко.

— Значит, не зря я к девчонке подбираюсь. Есть в нейчто-то этакое, у меня на подобные вещи нюх. Самого Свидригайлова впечатлить!

Свидригайлов (ибо такова, выходит, была фамилия белокурогогосподина) поглядел на Гертруду Карловну весьма внимательно и ответил нескольконевпопад:

— Именно что нюх. Затем у вас и остановился. ГоспожаРесслих оживилась:

— Что девочка-невеста? Понравилась? Не зря из деревниприехали?

— Хороша, — сдержанно ответил АркадийИванович. — Папенька с маменькой только очень уж противные.

— Зато вам не будет от них никакой докуки, за эторучаюсь. — Хозяйка подошла, присела к Свидригайлову на колени. — А выпомните уговор. Как наиграетесь с женушкой и прискучите ее невиннымипрелестями, она моя. Ведь это я вам ее приискала.

— Не беспокойтесь. — Господин зевнул, отворачиваящеку от поцелуя. — Сочтемся. Пойду, однако, прогуляюсь. Да и дельце есть.

«Дельце» привело Аркадия Ивановича на Вознесенский проспектк некоему дому довольно уродливого вида. Повернув с улицы в темную подворотню,Свидригайлов заглянул во двор, однако не прошел к подъездам, а остался вполумраке. Прохаживался там взад-вперед, постукивая по мостовой своей тростью.Трость была дорогая, красного дерева с бронзовым набалдашником в виде сфинкса,восседающего на пьедестале.

Всякий раз, когда в подворотню кто-то входил, АркадийИванович брал в сторону и совершенно сливался со стеной, так что делался почтиневидим.

Странное его ожидание (а судя по некоторым признакамнетерпения это было именно ожидание) продолжалось довольно долго, но в концеконцов окончилось, и окончилось вот чем.

Один из прохожих, которые проследовали с улицы во двор,высокий и широкоплечий молодой мужчина, ничем не заинтересовавшийСвидригайлова, через короткое время появился вновь и направился уже в обратнуюсторону, причем не один, а сопровождаемый барышней в скромном, но очень идущемк ней платье.

Завидев барышню, Аркадий Иванович так вздрогнул, что сталоясно — ее-то он тут и поджидал. Но объявлять о себе и не подумал, нырнул впроем, что вел в дворницкую, и затаился там.

Двое, разговаривая, проходили мимо.

— …Я так вам благодарна, Дмитрий Прокофьевич, что неоставляете Родю. Просто не знаю, что бы мы без вас делали, — говорилабарышня. — Он сделался несносен. Верите ли, вчера, когда он пошел меняпровожать…

Они свернули на улицу, и продолжения спрятавшийся помещик неуслышал.

Он выждал несколько мгновений и отправился следом запарочкой. Та двинулась по проспекту в сторону Садовой, потом повернула кЮсуповскому саду. Барышня всё что-то говорила, мужчина очень внимательнослушал. При переходе через улицу он предложил девушке локоть, и она оперлась обего руку, да так и не убрала, даже когда проезжая часть уже осталась позади.

Лоб Свидригайлова нахмурился, он ускорил шаги и очень скорооказался прямо за спиной у тех двоих. Он, впрочем, кажется, понял, что можетособенно не осторожничать — мужчина и девушка были слишком увлечены то либеседою, то ли друг другом.

— Я не могу теперь к нему, он наговорил мне давечаужасных, ужасных вещей, — говорила барышня. — Он болен, болен душою,теперь я это вижу.

— Не тревожьтесь, Авдотья Романовна. Я был у него утроми буду опять. Мы его из хандры вытащим, — пообещал мужчина.

— Я почему-то очень на вас надеюсь. — АвдотьяРомановна улыбнулась. — А вы сегодня иначе выглядите. Сапоги начищены,пуговицы пришиты. И бритому вам гораздо лучше, чем со щетиной.

Ее собеседник покраснел всей шеею, сзади это было отличновидно.