Ф.М. Том 2 - Борис Акунин

— Нищета полнейшая, и не то что за жилье, а пропитатьсязавтра не на что. А все же, потакая филистерской морали, ради соблюденияглупейшего обычая, тратят последние копейки на…

— Э, э, остановитесь. — Лужин поморщился. —Лучше попросите-ка сюда эту магдалину, как бишь ее. Я желаю с ней поговорить.

Минут через пять Лебезятников возвратился с Сонечкой. Всёэто время Петр Петрович простоял у окна, сцепив пальцы за спиною и громкопохрустывая суставами. Гостью он встретил ласково и вежливо, впрочем снекоторым оттенком какой-то веселой фамильярности, приличной, по мнению ПетраПетровича, такому почтенному и солидному человеку, как он, в отношении такогоюного и в некотором смысле интересного существа. Он посадил ее за стол напротивсебя. Соня села, посмотрела кругом — на Лебезятникова, на деньги, лежавшие настоле.

— Случилось мне вчера, мимоходом, перекинуть слова двас несчастною Катериной Ивановной. — Лужин скорбно потупился и сообщил Сонекак некое открытие. — Больна-с. И весьма. А кроме того и в умственномсмысле там очень и очень неблагополучно…

— Да, неблагополучно, — поспешила согласитьсяМармеладова, очень робея этого важного господина.

Петр Петрович принял еще более солидный вид, хотя казалосьбы уже и некуда, со значением оглянулся на Лебезятникова и молвил:

— Благоволите принять, для интересов вашейродственницы, на первый случай, посильную сумму лично от меня. Однако же именимоего при сем прошу не упоминать…

Он взял из пачки десятирублевый кредитный билет и протянулСоне.

Та вспыхнула, вскочила и залепетала:

— Да, хорошо-с, Бог вас за это-с… А не пожалуете ли кнам на блины? Катерина Ивановна была бы…

— Благодарю за милейший зов, но принужден манкировать.За множеством неотложных дел. И вообще-с, не смею долее задерживать.

Он тоже поднялся, с самым дружественным видом взял Соню подруку и проводил до дверей, напоследок уже совершенно по-отечески приобняв исказав на прощанье:

— Бог милостив, сударыня. Как-нибудь образуется.

Во всё время этой сцены Андрей Семенович стоял у окна, какбы поглядывая в сторону, но и прислушиваясь к разговору. Теперь же он подошел кПетру Петровичу и торжественно пожал ему руку.

— Я всё слышал и всё видел! Это гуманно! Особенно вашежелание избежать благодарности! И хотя я не могу, по принципу, сочувствоватьчастной благотворительности, ибо она, не искореняя общественного зла, лишь…

— Э, всё вздор, — досадливо остановил егоЛужин. — А вы бы чем языком молоть, лучше сходили бы, наведались квдовице. А то подумают, что мы с вами нос дерем, нехорошо-с. У меня и вправдудела, — он кивнул на кредитки, — а вам всё равно заняться нечем.

— Я схожу, я непременно схожу. Я, собственно, исобирался…

Лебезятников и в самом деле прямиком направился к выходу.

— Единственно желаю попросить, — сказал ему вследПетр Петрович. — Там обязательно явится студент этот, что в магдалину-товтрескался и все свои деньжонки ей вручил…

— Он, может, не из-за того, а просто почеловечности, — попробовал заступиться за Раскольникова Андрей Семенович,но Лужин лишь рассмеялся.

— Именно что по человечности. Вот по этакой, —сделал он жест, мало того что непристойный, но еще и преудивительный висполнении столь почтенного джентльмена. — Вы не перебивайте. Как явитсястудент Раскольников, вы тихонечко выскользните ко мне сюда и дайте знать.

— Зачем? — удивился Лебезятников.

— Это же брат моей невесты Авдотьи Романовны, —как ни в чем не бывало сообщил ему Петр Петрович. — Она ведьРаскольникова, разве я не упоминал? Только вы брату ее отнюдь про меня несказывайте. Желалось бы сюрпризец сделать, родственный…

Когда Раскольников и два его спутника вошли в квартиру наСадовой, поминки уже не только начались, но и были в разгаре. Он, впрочем,очень быстро наступил, разгар, потому что среди многочисленных мармеладовскихсоседей большинство имели природную склонность к горячительным напиткам и сразуже очень споро взялись за стаканы.

Первые минут пять Катерина Ивановна до некоторой степени ещевладела общим вниманием, успев рассказать публике о заслугах покойного (еювсецело нафантазированных). Однако когда вслед за тем вдова свернула на любимуюсвою тему — о том, как богато и чисто она проживала в девичестве у папеньки, икак танцевала танец с шалью в присутствии губернатора, и как к ней сваталсякнязь, потихоньку поднялся нестройный шум, гости зашевелились, оживились ислушать перестали. Катерина Ивановна попробовала повысить голос, но лишьсорвалась в кашель, впала от этого во всегдашнее свое раздражение и началадовольно обидным образом пикироваться с немкой, хозяйкой квартиры, чего делатьни в коем случае не следовало, ибо за жилье давно было неуплачено. И самих-тоэтих бестолковых поминок устраивать было ни к чему, уже в самом начале вечерапочувствовалось, что ничем хорошим они не закончатся.

Появление Родиона Романовича, который извинился, что привелс собою двоих незваных гостей, на время отвлекло Катерину Ивановну отзатевавшейся перебранки.

Она обняла своего благодетеля, посадила его рядом спадчерицей (та, и без того сидевшая тише мыши, теперь вовсе окоченела, залиласькраской и очень старалась на Раскольникова не глядеть), Разумихина иСвидригайлова тоже поместила на почетные места, особенно последнего, которыйбыл бон-тонно одет и, по замыслу вдовы, мог облагородить своим видом собрание.

Никто не заметил, как тихонько удалился Лебезятников, нозато пропустить момент, когда в комнату вошел, а точнее вшествовал ПетрПетрович Лужин, не смог бы никто. Створки двери хлопнули, широко распахнувшись,и на пороге возникла эффектная, осанистая фигура в светлом сюртуке. Строгим,даже суровым взглядом оглядев пирующих, которые поневоле притихли, Лужинкоротко кивнул Раскольникову с Разумихиным (те оба не ответили), почтительнопоклонился вдове, но направился не к ней, а к ее падчерице.

— Извините, что я, может быть, прерываю, но делодовольно важное-с, — заметил Петр Петрович как бы вообще и не обращаясь ник кому в особенности. — Я даже и рад при публике. Тут случай чернейшейнеблагодарности и даже цинизма!

— Я вас не пойму, сударь, — растерялась КатеринаИвановна. — Не угодно ли сесть за стол!

— Не угодно! — отрезал Лужин и отнесся прямо кчрезвычайно удивленной и уже заранее испуганной Соне. — Софья… кажется,Ивановна?

— Семеновна, — прошептала та, предчувствуя, чтонадвигается нечто ужасное.