Ф.М. Том 2 - Борис Акунин

— Ну, разумеется. И что же вы теперь, новоиспеченныйвдовец? К моей сестре руки просить приехали? То есть не поездкой на воды будетесоблазнять, а самым что ни на есть законным браком?

Улыбнулся и Свидригайлов.

— Не настолько я глуп и характер Авдотьи Романовнызнаю. К тому же она ведь обручена? Не думаю, что господин Лужин в качестве мужатак уж предпочтительнее меня, но это так, a propos, ибо не моего ума дело…Уверяю вас, что не намерен мешать матримониальным планам вашей сестрицы, да ишансов не имею. Настолько далек от сей мысли, что вскорости думаю сочетатьсябраком с некоей юной и обворожительной девицей. Уж и согласие получил… —По лицу Аркадия Ивановича промелькнула тень странной, жестокой улыбки. — Ачто, Авдотья Романовна с вами обо мне много говорила?

— Не обольщайтесь. Весь рассказ не занял пяти минут ине заключал ничего для вас лестного. Сразу за тем про жениха ее заговорили.Правда, тут еще короче вышло…

Раскольников перешел вдруг от насмешливости к раздражению:

— Сделайте одолжение, позвольте вас просить поскорееобъясниться и сообщить мне, почему вы удостоили меня чести вашего посещения… и…и… я тороплюсь, мне некогда, я хочу со двора идти…

— С величайшим удовольствием. Прибыв сюда и решившисьтеперь предпринять некоторый… вояж, я пожелал сделать необходимыепредварительные распоряжения. Дети мои остались у тетки; они богаты, а я имлично не надобен. Да и какой я отец! Перед вояжем, я хочу с господином Лужинымпокончить. Так сказать, избавить Авдотью Романовну от необходимости идти натакую жертву… ради дорогих ей людей.

Лицо Родиона Романовича дернулось, но он ничего не сказал.

— Я желаю теперь повидаться с Авдотьей Романовной,через ваше посредство, — продолжил Свидригайлов. — Испросив у нейизвинения в недавних этих всех неприятностях, я попросил бы позволенияпредложить ей десять тысяч рублей.

— Но вы просто сумасшедший! — вскричалРаскольников, не столько даже рассерженный, сколько удивленный. — Каксмеете вы так говорить!

— Я так и знал, что вы закричите; но, во-первых, я хотьи небогат, но эти десять тысяч рублей у меня свободны, то есть совершенно,совершенно мне не надобны. Не примет Авдотья Романовна, так я, пожалуй, ещеглупее их употреблю. Это раз. Второе: совесть моя совершенно покойна; я безвсяких расчетов предлагаю. Верьте не верьте, а впоследствии узнаете и вы, иАвдотья Романовна. Все в том, что я действительно принес несколько хлопот инеприятностей многоуважаемой вашей сестрице; стало быть, чувствуя искреннеераскаяние, сердечно желаю, — не откупиться, не заплатить за неприятности,а просто-запросто сделать для нее что-нибудь выгодное, на том основании, что непривилегию же в самом деле взял я делать одно только злое. Ведь если б я,например, помер и оставил бы эту сумму сестрице вашей по духовному завещанию,неужели б она и тогда принять отказалась?

— Весьма может быть.

— Во всяком случае, попрошу передать сказанное АвдотьеРомановне. Иначе принужден буду добиваться свидания личного, а стало быть,беспокоить.

— А если я передам, вы не будете добиваться свиданияличного?

Свидригайлов раздумчиво поглядел в потолок, будто не решилеще, как поступит в таком случае.

В эту-то минуту затишья в беседе дверь приоткрылась, и в неепросунулась физиономия Разумихина.

— Ба, да ты не спишь! — воскликнул он, растворяястворку. — И гость у тебя…

Он с любопытством глядел на Аркадия Ивановича, тот жеотвечал ему взглядом очень неприязненным, даже вызывающим и не сделал нималейшей попытки приподняться со стула.

— Это помещик Свидригайлов, — сказалРаскольников. — Тот самый.

Разумихин тотчас же переменился в лице и воззрился наАркадия Ивановича с такой свирепостью, что в комнате положительно запахлогрозой.

— Вот он, мой истинно счастливый соперник, а вовсе дажене Лужин, — обратился Свидригайлов к Родиону Романовичу, не спуская,однако глаз с Дмитрия. — Знаете вы это иль нет? Только ничего у него неполучится, я Авдотью Романовну лучше ихнего знаю. Уж коли пообещала, словоназад не возьмет.

Весь набычившись, Разумихин глухим голосом спросил:

— Что он тут у тебя делает?

— Хочет, чтоб я его с Дуней свел, десять тысяч ейсулит. — Раскольников с любопытством переводил взгляд с одного надругого. — Я его за то сумасшедшим обозвал.

— Он не сумасшедший, он подлец! — взревелДмитрий. — Я его вон вышибу!

И, бросившись на Свидригайлова, стащил его со стула. Однакодальше дело не пошло. Сколько Разумихин ни пытался сдвинуть Аркадия Ивановича сместа и подтащить к двери, ничего не выходило, не взирая на всю медвежью силустудента. Свидригайлов стоял как вкопанный в землю, и плечи его, в которыевцепился Разумихин, твердостью, пожалуй, не уступили бы железу.

Раскрасневшийся, с выступившими жилами на лбу, Дмитрий,наконец, опустил руки.

— Вы может быть на кулачки со мнойнамереваетесь? — учтиво осведомился Аркадий Иванович. — Не утруждайтесебя. Побить меня можно, но вашей силы, впрочем очень изрядной, на тонедостанет. Я ведь в прошлом карточный шулер, и бит неоднократно, так чтобольшой опыт имею. Могу с точностью сказать, что таких молодцов, как вы, дляменя понадобится трое, а вот таких, — он кивнул на РодионаРомановича, — человек восемь, если не девять.

— И вправду здоровый, черт, — пробормоталсконфуженный Разумихин.

Свидригайлов все тем же тоном продолжил:

— Ну а коли, будучи представителем образованногосословия, пожелаете разделаться со мной по-благородному, через дуэль, то иэтого вам не посоветую. Семь лет безвылазно в деревне просидел, насобачился полесным орехам стрелять, от скуки-то. Вот из этого предмета. — Он вынул ипоказал шестизарядный револьвер «лефоше», а затем спрятал обратно вкарман. — Да и что я вам дался? Вы бы лучше Лужина Петра Петровичаудавили, ведь это ему приз достается, не мне.

— Послушайте, петухи, а подите-ка вы оба вон, —сказал Раскольников, поднимаясь с дивана — Надоели. Да и пора мне.

Он надел свое пальто-балахон, сняв его с гвоздя (другойверхней одежды нигде видно не было), взял с подоконника кусок черного крепа иповязал на рукав.

— Подите, подите, — повторил он. — Мне напоминки надобно.

— К раздавленному чиновнику? — проявил неожиданнуюосведомленность Аркадий Иванович. — Я с вами.

Родион Романович удивился: