Комбат по прозвищу Снежный Лис - Владимир Першанин

— Вот так рот разевать, — хрипло проговорил Василий Дарькин. — Всем проверить оружие, двигаем дальше.

К этому времени почти все орудия дивизиона были уничтожены огнём «тридцатьчетвёрок». Из низины пытались вырваться полугусеничные тягачи «фамо» с брезентовой крышей. Тяжёлые машины выныривали одна за другой. На ходу в них прыгали артиллеристы и солдаты-ремонтники.

Командир танкового батальона капитан Андрей Шестаков приказал развернуть свою «тридцатьчетвёрку» и вместе с первой ротой выскочил наперерез тягачам.

— Огонь! Не дать никому уйти!

Восемнадцатитонные тягачи, способные буксировать по глубокому снегу тяжёлые орудия, являлись ценной техникой, уничтожить которую было не менее важно, чем вооружение дивизиона. Несмотря на свои внушительные размеры, «фамо» не были бронированы.

Фугасный снаряд взорвался с недолётом. Головной тягач увеличил скорость, но командир взвода Савелий Голиков догнал окутанную снежной пылью машину, вложив снаряд в корму. Шесть килограммов тротила в стальной оболочке вышибли два колеса вместе с обрывками гусеницы, перекосили кузов.

Двигатель продолжал упрямо тянуть массивный тягач, но через несколько метров машина остановилась. Из кабины и кузова выскакивали артиллеристы, ожидая в любую секунду следующего снаряда. Но танки вели огонь по другим тягачам, обходившим с двух сторон подбитую машину. В низине намело ветром глубокие сугробы, единственная дорога была перекрыта. Громоздкие тягачи, спеша выбраться наверх, вязли в снегу и невольно замедляли ход.

Орудия «тридцатьчетвёрок» расстреливали и поджигали машины одну за другой. Густой дым горящей солярки, окутав склоны, дал возможность нескольким тягачам выскочить из ловушки. Прикрывая их, отчётливо и звонко вела беглый огонь «собака» — 37-миллиметровая автоматическая пушка.

Расчёт во главе с молодым немецким офицером знал, что долго не продержаться — через считанные минуты их сомнут русские танки. Артиллеристы тоскливо оглядывались по сторонам. Не будь с ними офицера, фельдфебель приказал бы взорвать пушку и попытаться спастись. Но молодой офицер, видимо, решил принести себя и расчёт в жертву будущей победе вермахта. Но будет ли когда-нибудь эта давно обещанная победа?

Лёгкий танк Т-70 точным выстрелом угодил в двигатель «фамо». Из брезентового кузова выскочили несколько солдат ремонтной бригады. Пулемётные очереди настигали их одного за другим.

— Надо помочь камрадам, — крикнул офицер. — Прикончите этого русского недомерка.

— Кто бы нам помог, — пробормотал один из артиллеристов.

Но даже в такой безнадёжной ситуации ослушаться офицера никто бы не посмел. Этот выкормыш гитлерюгенда был моложе любого из своих солдат, но артиллеристы знали, что он без колебания расстреляет каждого, кто не выполнит приказ.

Расчёт «собаки» развернул тонкий ствол своей пушки, а заряжающий загнал в лоток обойму с бронебойными снарядами. Они вылетали со скоростью 800 метров в секунду. Скошенная броня лёгкого танка выдержала несколько попаданий, хотя десятитонную машину ощутимо встряхивало, а в разные стороны веером разлетались искры.

— Стреляй, командир, — нервничал механик-водитель Т-70, пытаясь увернуться от очередного удара, но младший лейтенант, командир машины, не мог развернуть заклинившую башню.

— Дави сволочей! — воскликнул он. — Башня не проворачивается.

В танк летели усиленные снаряды с вольфрамовой головкой из новой обоймы. Два из них пробили башню и тело младшего лейтенанта. На механика-водителя капала кровь. Сержант слышал, как ворочается и хрипит его командир.

— Игорь! — позвал он лейтенанта, продолжая давить на газ. — Ты живой?

Снаряд врезался в массивный выпуклый люк, из рук механика выбило рычаги. Двадцатилетний сержант не ощущал рук. Ему показалось, что они оторваны, комбинезон был окровавлен, а танк завалился в воронку.

Наверное, расчёт «собаки» добил бы лёгкий Т-70 и его механика, который не в силах был управлять машиной и обречённо ждал, когда очередной снаряд оборвёт его жизнь. Люк заклинило, руки не слушались. Сержант из последних сил толкнул плечом люк, который слегка поддался. Надо быстрее выбираться!

Сотрясая землю, мимо пронеслась «тридцатьчетвёрка» взводного Савелия Голикова и на скорости подмяла под себя зенитку, перемалывая гусеницами и всей своей массой платформу, ствол и тела расчёта.

Немецкий офицер метнулся в сторону, но сильный удар опрокинул его в снег. Кажется, он потерял сознание, а когда снова открыл глаза, русский танк был уже далеко. Рядом, среди обломков зенитки, ворочался и стонал кто-то ещё. Надо уходить, пока не поздно.

Офицер сделал движение, чтобы подняться, но тело пронзила острая боль. Сапоги были сплющены, разорваны, а под ними расплывалась пятно парящей на морозе крови. Ноги! Эти звери раздробили кости обеих ног. Офицер достал из кобуры пистолет, но боль сковала тело.

— Хильфе! Помогите!

Из обломков кое-как выбрался заряжающий. Прижимая к груди раненую руку, подошёл к офицеру.

— Господин лейтенант, у вас раздавлены ноги. Я не смогу вам помочь, — медленно проговорил солдат. — Простите меня…

И шатаясь побрёл прочь.

На него не обращали внимания. Русские танки расстреливали из орудий пытавшиеся уйти тягачи. Разбросанные по степи, они горели чадным пламенем вытекавшей из баков солярки. Коротко вспыхивал просушенный морозом брезент, огонь выбивался из-под капотов двигателей, перекидывался на массивные резиновые колёса.

По снегу убегали уцелевшие водители тягачей, ремонтники. Их догоняли пулемётные очереди, но несколько человек, скатившись в овраг, сумели спастись.

Офицер-артиллерист с трудом взвёл затвор вальтера. Оставался единственный выход — пустить себе пулю в висок, пока не появились эти дикие азиаты и не вспороли ему живот. Но проходили минуты, холод всё сильнее сковывал тело, а офицер убеждал себя, что слухи о зверствах русских придуманы идиотами или эсэсовцами. Надо звать на помощь, стрелять вверх, чтобы его услышали. Однако пальцы уже не повиновались, сознание мутилось, и всё закрывала морозная пелена.

На мёртвое тело наткнулся спустя четверть часа боец-десантник. Забрал пистолет, отстегнул часы и с сожалением осмотрел добротные сапоги, разорванные гусеницами танка. Впрочем, впереди ещё долгая зима, а валенки греют лучше.

К «тридцатьчетвёркам» комбата Андрея Михайловича Шестакова привели человек семь-восемь пленных, в том числе обер-лейтенанта, командира батареи. Их допрашивал Пётр Бельченко, возглавлявший взвод разведки.

Главный вопрос, который интересовал Шестакова, — есть ли поблизости крупные немецкие части. Обер-лейтенант, контуженный мёрзлым комом земли, кашлял и говорил с трудом. Назвал своё имя, должность, на остальные вопросы отвечать отказался.

— Надо ли играть в героя? — усмехнулся капитан Шестаков. — Ты всего лишь неудавшийся завоеватель, не более того. Церемониться с тобой не будем.