Кьяра - Тамара Витальевна Михеева

все согласились, что это тоже важно. Впервые я позвала туатлина на виду у других людей. Он приплыл не сразу, и я уже думала, что не приплывет вовсе. Я сжимала мамину сережку в руке и звала его, звала. Надо было видеть лица островитян, когда я взошла на его голову и мы двинулись в путь! Мне кажется, я впервые с той ночи улыбнулась, глядя на них.

Мы плыли целый день, но Круговой пролив был пуст. Я не ожидала встретить кого-нибудь в море: слишком много времени прошло, а воды пролива только кажутся неподвижными. На самом деле я уже знала, что они огибают Суэк с востока на запад. Любую лодку несло бы по проливу именно так. Поэтому мы просто следовали за течением.

К вечеру пролив сузился, в мутной дымке стал виден берег – край Таравецкого леса. Туатлин высадил меня на пустынной скале и ушел под воду. Ему нужно было отдохнуть. Ну и поесть, наверное, тоже. Что, интересно, он ест? Я перекусила лепешками, которые дала мне в дорогу Айша, выпила воды и заснула, завернувшись в одеяло. За моей спиной стоял Таравецкий лес, неизведанный его край, где, по легендам, водились чудовища, страшные звери и дикари, с которыми надо биться не на жизнь, а на смерть. Только я больше не верила никаким легендам.

Утром туатлин пришел сам, без всякого зова. Он разбудил меня, гулко шлепая плавником по воде. Я снова забралась на его макушку. Теперь мы шли вдоль двух берегов – Суэка и какой-то неведомой земли. Туатлин держался ближе к ней, наверное, слушал течение или просто что-то чувствовал. Вдруг я увидела на берегу лодку. Она наполовину вросла в песок, корма ее была разбита, но это была наша лодка, лодка с острова опустошенных. Я хлопнула туатлина между рожек, как делала всегда, когда хотела, чтобы он повернул к берегу. Но он продолжал плыть, не обращая внимания на мои крики, хлопки, тумаки… Я дергала его за рожки, била кулаками по его лбу, топала ногами. Мне нужно к этой лодке! Если она разбилась, то кому-то из наших, может быть, нужна моя помощь! Они могут быть ранены, покалечены, умирают с голоду, а это тупое животное продолжает спокойно плыть!

В то время я еще не научилась доверять ему, и злость залила меня до краев.

– Ладно! Сама доплыву!

Но то ли он меня услышал, то ли сумел предугадать, только туатлин резко набрал скорость, и прыгать стало страшно. Лодка осталась позади. Я легла на спину, стала смотреть в небо, пытаясь успокоиться и понять ход мыслей морского чудовища. Что ж… возможно, там, где разбилась лодка, было очень мелко, и он побоялся застрять на мели. Да, только так и можно объяснить его упрямство.

– Прости, – шепнула я и погладила его между рожек.

Туатлин не отреагировал. Даже скорость не сбавил. Синяя-синяя вода, без намека на паршивых огнёвок, летела вдоль его боков. Берег начал подниматься, ощетинился лесом и скалами. И вот тут туатлин остановился, подойдя к берегу так близко, что я смогла перепрыгнуть с его спины на скалу. Туатлин насмешливо фыркнул и погрузился в ярко-синюю воду.

Ладно. Я знаю, что стоит мне тронуть сережку и мысленно позвать его, как он всплывет со дна моря, на каком бы берегу я ни ждала. Я повернулась к морю спиной. Лес передо мной был темным, таинственным, с незнакомыми огромными деревьями. Ни одно из этих деревьев я не смогла обхватить руками, ни одну верхушку не смогла увидеть, как ни запрокидывала голову. Ощущая свою крохотность и ничтожность, чувствуя какой-то особенный трепет в сердце, я положила ладонь на одно из них. Примерно то же я чувствовала, когда впервые погладила туатлина. Да, эти деревья и он были одной породы, и уж точно ровесники. Я двинулась вдоль леса, по кромке скалы в сторону лодки.

Но скоро мне пришлось отдалиться от моря, углубиться в лес: начались непролазные заросли какой-то высокой, мне до плеч, травы с ажурными листьями. Я заходила в этот древний лес все дальше, но спиной чувствовала море. В Суэке я могла заблудиться в соседних кварталах, но остров опустошенных научил чувствовать море, всегда знать, в какой оно стороне.

Вдруг изменился запах. В прелый, грибной воздух вплелись влажно-древесные нити дыма. Кто-то неподалеку жег костер! Я бросилась на этот запах, как будто умирала от холода и голода. Конечно, это они, те, чья лодка села на мель, может быть, даже Рия и Глен! Они спаслись и пришли сюда в поисках укрытия!

– Рия! – крикнула я, не в силах сдержать свою радость, надежду и страх.

Мой голос не успел отзвучать между стволов, как что-то маленькое и твердое стукнуло меня по затылку, и весь мир померк.

Я очнулась в низком и тесном шалаше. Ноздри щекотал запах скошенной травы, костра, хлеба и почему-то туатлина. Я схватилась за мамину сережку – на месте. Приподнялась на локтях и сразу увидела Рию – она сидела у моей лежанки и мешала в миске горячую кашу.

– Ох! Ты очнулась!

Рия отставила кашу, обняла меня. Потом заплакала. Отодвинулась, чтобы хорошенько разглядеть, снова обняла.

– Как ты здесь оказалась?

В шалаш вполз Глен. Он улыбнулся мне смущенно и сел рядом с Рией. Мы молча смотрели друг на друга. Потом я сказала:

– Я нашла вашу разбитую лодку.

Рия шмыгнула носом, Глен кивнул:

– Нас здорово помотало по морю, а потом выбросило сюда.

За стенами шалаша что-то происходило. Звякнуло железо, кто-то ломал хворост, негромко разговаривали люди. Я ни слова не поняла.

– Где мы?

– Не знаю, – сказала Рия. – Мы шли по лесу и наткнулись на эту армию. Они не говорят по-суэкски и чуть было не убили нас сначала… Нас спасла Тимирилис, их королева. Она ведет всех на какую-то войну, а лет ей, ты только представь, не больше, чем мне, да, Глен?

– Они очень уважают ее, называют «светлейшая ралу».

– Они держат вас силой?

– Нет, нет! Они хорошие, особенно Тимирилис, она совсем не похожа на королеву, кажется, она хочет кого-то освободить или спасти.

– Как же вы узнали все это, если ни слова не понимаете?

– Ну, что-то можно понять и без слов. Вот они увидели, как Глен владеет луком и мечом, и радости их не было предела! Они попросили его обучить их военному искусству. Честно говоря, они совсем ничего не умеют, будто и не солдаты вовсе.

Я откинулась на подушку. Ну, похоже, им повезло.

– А что со мной случилось?

– Это дозорный тебя оглушил. Глен объяснил им, что на привале