Моя жизнь, или История моих экспериментов с истиной - Мохандас Карамчанд Ганди

Юридическое общество Наталя приготовило мне сюрприз и прислало в ответ отказ. Один из аргументов заключался в том, что к прошению не был приложен оригинал английского удостоверения. Но главным было не это: когда составлялись правила приема адвокатов, вероятность подачи прошения со стороны представителя цветного населения даже не рассматривалась. Благополучие Наталя обеспечили европейские предприятия, а потому было совершенно необходимо, чтобы европейцы господствовали и в адвокатуре. Если бы цветные были допущены в общество, они смогли бы постепенно вытеснить из него европейцев, и тогда оплот последних пал бы.

Юридическое общество привлекло видного адвоката, чтобы тот поддержал отказ. Поскольку же этот человек тоже был связан с фирмой «Дада Абдулла и Кº», то через шета Абдуллу передал мне приглашение встретиться с ним. Он разговаривал со мной предельно откровенно, расспрашивал о моем прошлом, о котором я ему подробно рассказал, а потом сказал:

— Мне нечего возразить против вашей кандидатуры. Я лишь опасался, что вы окажетесь одним из рожденных уже в колонии авантюристов. А поскольку к прошению не был приложен оригинал удостоверения, мои подозрения окрепли. Мне доводилось встречать людей, предъявлявших чужие дипломы. Рекомендации, написанные для вас европейскими коммерсантами, не имеют для меня никакого значения. Что они могут знать о вас? Насколько давно вы с ними вообще знакомы?

— Но в этой стране для меня все в той или иной степени чужие люди, — сказал я. — Даже шет Абдулла познакомился со мной уже здесь.

— Но при этом вы отметили, что он из того же места в Индии, что и вы, не так ли? Если ваш отец был там премьер-министром, шет Абдулла не может не знать вашей семьи. Если вы представите его письменное поручительство, возражения будут сняты, и я с удовольствием сообщу Юридическому обществу, что не могу ответить отказом на ваше прошение.

Его слова разозлили меня, но я сумел сдержаться.

Если бы я приложил к прошению поручительство только Дады Абдуллы, подумал я, оно непременно было бы отвергнуто, и Юридическое общество потребовало бы рекомендаций от европейцев. И вообще, какое отношение к моему приему имеют мои происхождение и прошлое? Как сведения о моем происхождении могут быть использованы против меня? Но, повторяю, я сумел сдержаться и совершенно спокойно ответить ему:

— Хотя я не согласен с тем, что Юридическое общество имеет право интересоваться этими деталями, я готов предоставить вам требуемое поручительство.

Мы подготовили поручительство шета Абдуллы и в установленном порядке представили его юрисконсульту Юридического общества. Он сказал, что оно удовлетворило его — но только не само Юридическое общество. Его члены выступили против моего прошения в Верховном суде, который на сей раз отклонил все возражения, даже не вызвав свидетелем мистера Эскома. Верховный судья подвел итог примерно следующим образом:

— Тот факт, что проситель не приложил к прошению оригинал удостоверения, не имеет существенного значения. Вот если бы он предъявил здесь ложные поручительства и вина была бы доказана, против него могли бы выдвинуть соответствующие обвинения, а его имя, разумеется, было бы вычеркнуто из списка. Закон не делает различия между белыми и цветными людьми, а потому суд не вправе отказать мистеру Ганди в зачислении адвокатом. Мы согласны поддержать его прошение. Мистер Ганди, теперь вам осталось только принести присягу.

Я поднялся с места и принес присягу перед регистратором. Как только я закончил, верховный судья сразу же обратился ко мне:

— Теперь вы должны снять тюрбан, мистер Ганди. Вам следует подчиняться правилам суда в отношении одежды, которую дозволено носить здесь адвокатам.

Я понял, что другого выхода у меня нет. И тот тюрбан, право на ношение которого я сумел отстоять в дурбанском магистратском суде, я все же снял в знак подчинения правилам Верховного суда. Я прекрасно понимал, что, если откажусь, мой отказ будет обоснованным, однако мне хотелось сберечь силы для более важных сражений. Не стоило попусту растрачивать способности, упорствуя в своем праве носить тюрбан. Эти способности следовало применить в делах, имеющих подлинное значение.

Однако шету Абдулле и некоторым другим моим друзьям не понравилась моя готовность подчиниться — вероятно, они сочли ее признаком слабости. По их мнению, я должен был отстаивать свое право носить тюрбан во время выступлений в суде. Я попытался уговорить их, донести до них истину, напомнив поговорку: «Оказавшись в Риме, поступай как римлянин». А затем сказал:

— Я был бы прав, отказавшись подчиниться, если бы в Индии какой-нибудь английский чиновник или судья приказал мне снять тюрбан, но пренебречь обычаями суда провинции Наталь стало бы неверным решением.

Я сумел успокоить друзей своими аргументами, хотя едва ли полностью убедил их в том, что на вещи нужно смотреть с разных сторон в зависимости от сложившихся обстоятельств. На протяжении всей моей дальнейшей жизни верность истине учила меня ценить важность компромисса. Позже я убедился, что дух компромисса — это важнейшая часть сатьяграхи, хотя это нередко подвергало опасности мою жизнь и вызывало неудовольствие друзей. Но истина тверда, словно алмаз, и нежна, словно цветок.

Сопротивление Юридического общества только добавило мне известности в Южной Африке. Большинство изданий осудило протест, обвинив Общество в несправедливости. Эта неожиданная реклама до некоторой степени облегчила мою работу.

Адвокатская практика всегда оставалась для меня второстепенной деятельностью. Чтобы оправдать мою задержку в Натале, необходимо было сосредоточиться на общественной работе. Одной только петиции об отмене законопроекта, запрещавшего нам голосовать, оказалось явно недостаточно. Была нужна непрерывная агитация, чтобы привлечь к проблеме внимание министра по делам колоний, а для этого, как стало понятно нам всем, требовалась постоянно действующая организация. Я побеседовал с шетом Абдуллой и другими своими друзьями, которые единогласно поддержали решение создать подобную общественную организацию.

Подбор подходящего названия для нее превратился для меня в настоящую головную боль. Она не должна была быть связана с какой-либо политической партией. Название «Конгресс», насколько я знал, не нравилось консерваторам Англии, но именно Конгресс был центром общественной жизни Индии. Я принял решение популяризировать его в Натале. Было бы трусостью отказаться от него, а потому, приведя все свои аргументы, я рекомендовал назвать организацию Индийским конгрессом Наталя. Он появился 22 мая.

Самая просторная комната в доме Дады Абдуллы была в тот день заполнена людьми до отказа. Конгресс получил полное энтузиазма одобрение всех присутствующих. Его устав был прост, зато плата за членство была немалая. Членом Конгресса становился только тот, кто мог вносить пять шиллингов в месяц. Наиболее обеспеченных мы убедили вносить как можно больше. Список открыл сам шет Абдулла, который был готов жертвовать два фунта в месяц. Два других товарища согласились на такую же сумму. Я подумал, что не должен сильно отставать от них, и внес один фунт. Для меня это были большие деньги, но я знал, что стоит мне только устроиться, и такая плата будет мне по карману. И Бог вновь помог мне. Многие согласились на взнос в размере фунта, а тех, кто решил вносить десять шиллингов, оказалось еще больше. Кроме того, были и пожертвования, которые с благодарностью принимались.