Моя жизнь, или История моих экспериментов с истиной - Мохандас Карамчанд Ганди

Я отправил моего гостя к врачу. В те годы докторами были только белые люди. Мне требовалось письменное заключение о характере повреждений, полученных Баласундарамом. Получив заключение, я отвел Баласундарама прямиком к судье и приложил к документу письменные показания пострадавшего. Ознакомившись с ними, мировой судья настолько возмутился, что сразу же распорядился прислать нанимателю повестку в суд.

Однако в мои планы совсем не входило наказание жестокого хозяина. Я всего лишь хотел, чтобы Баласундарама освободили от всяких обязательств перед ним. Закон о законтрактованных рабочих был мне уже хорошо знаком. Если обыкновенный слуга покидал свою службу без предупреждения, хозяин имел право предъявить иск через гражданский суд. Но ситуация с законтрактованным рабочим была совсем иной. При таких же обстоятельствах он представал перед уголовным судом и обычно приговаривался к тюремному заключению. Именно поэтому сэр Уильям Хантер назвал систему найма по контракту рабством. Как и раб, законтрактованный рабочий становился собственностью своего хозяина.

Для освобождения Баласундарама существовали только две возможности. Либо протектор по делам законтрактованных рабочих аннулировал существующий контракт и переводил Баласундарама на отработку к другому нанимателю, либо его прежний хозяин сам соглашался расторгнуть контракт и освободить своего работника. Я встретился с хозяином Баласундарама и сказал ему:

— Я не хочу подавать на вас в суд и добиваться заслуженного наказания. Думаю, вы понимаете, насколько жестоко поступили. Но я буду полностью удовлетворен, если вы передадите его контракт кому-либо другому.

Он с готовностью согласился на мое предложение. Затем я обратился к протектору. Тот одобрил мою идею при условии, что я сам найду для своего протеже нового нанимателя.

Я взялся за поиски другого хозяина. Он мог быть только европейцем, поскольку ни один индиец не имел права нанимать законтрактованных рабочих. В то время я знал мало европейцев, но встретился с одним из них, и он оказал мне любезность, согласившись принять Баласундарама к себе. Я от всего сердца поблагодарил его за доброту. Судья признал виновным бывшего хозяина Баласундарама и отметил, что тот должен передать контракт другому нанимателю.

Дело Баласундарама стало широко известным среди законтрактованных рабочих, и за мной закрепилась репутация их друга. Я искренне радовался новой дружбе. В мою контору устремилось множество обиженных рабочих, и я получил прекрасную возможность узнать все об их радостях и печалях.

Эхо дела Баласундарама докатилось до далекого Мадраса. Рабочие из самых отдаленных уголков этой провинции, приехавшие в Наталь по контракту, узнали обо всех обстоятельствах случившегося от собратьев.

По существу дело не выделялось из ряда подобных, но сам факт того, что в Натале был кто-то, готовый отстаивать интересы законтрактованных рабочих и публично выступать от их имени, стал для этих людей приятным сюрпризом и ободрил их.

Как я уже упомянул, входя в мою контору, Баласундарам держал свой головной убор в руках. Эта деталь в очередной раз напомнила мне о том, как унизительно наше положение. Ранее я рассказывал о случае, когда меня самого заставили снять тюрбан. Законтрактованные рабочие и вообще любые индийцы были обязаны снимать головные уборы, встречая европейца. И не имеет значения, о каком головном уборе идет речь: о фуражке, тюрбане или же простом шарфе, обмотанном вокруг головы. Ты мог приветствовать европейца самым почтительным образом, обеими руками — этого было недостаточно. И Баласундарам решил, что должен соблюдать это правило при встрече со мной. Подобный инцидент произошел впервые в моей практике. Я сам почувствовал себя униженным и просил его вновь покрыть голову шарфом. Он сделал это не без некоторого колебания, но я все же увидел радость на его лице.

Для меня навсегда осталось тайной, как могут люди находить удовольствие в унижении собратьев.

Дело Баласундарама сблизило меня с законтрактованными индийскими рабочими, но обратить самое пристальное внимание на условия их жизни меня заставила развернувшаяся новая кампания — для таких рабочих собирались установить особенно тяжелый налог.

В том же 1894 году правительство Наталя решило ежегодно взимать с законтрактованных индийских рабочих налог в размере двадцати пяти фунтов. Это предложение несказанно изумило и возмутило меня. Я посоветовался с членами Конгресса, и мы решили немедленно начать сопротивляться нововведениям.

Но сначала мне следует кратко пояснить, каким образом возникла сама идея этого налога.

Приблизительно в 1860 году европейцы Наталя обнаружили, насколько прибыльным может быть возделывание сахарного тростника, но сразу же столкнулись с проблемой нехватки рабочей силы. Без привлечения работников из других стран выращивание тростника и производство сахара становились невозможными, поскольку зулусы Наталя не годились для такой работы. Тогда правительство Наталя вступило в переговоры с правительством Индии и добилось разрешения нанимать индийцев. Рекруты должны были трудиться в Натале пять лет по подписанному контракту, а по истечении этого срока им разрешалось остаться в Натале и приобрести в собственность земельный участок. Подобная приманка была прежде всего на руку европейцам Наталя, ведь они рассчитывали поднять сельское хозяйство за счет работников, срок контракта которых уже истек.

Однако индийцы добились в Южной Африке гораздо большего, чем от них ожидали. Они начали выращивать богатые урожаи овощей и фруктов. Привезли с собой индийские культуры и сумели возделывать местные гораздо дешевле. Они завезли манго. Причем их деятельность скоро перестала ограничиваться лишь сельским хозяйством: они занялись торговлей, стали покупать земельные участки для строительства, а многие рабочие превратились в землевладельцев и построили свои дома. За ними последовали индийские купцы и активно включились в торговлю в Южной Африке. Первым среди них был ныне покойный шет Абубакар Амод, который за короткое время сумел стать хозяином крупной торговой империи.

Белые торговцы встревожились. Приветствуя прибытие индийской рабочей силы, они и не представляли, насколько предприимчивыми окажутся прибывшие. Индийцев еще можно было терпеть в роли независимых землевладельцев, но конкуренцию в торговле следовало пресечь любыми способами.

Так были посеяны семена враждебности по отношению к индийцам. Усилению неприязни способствовали и многие другие факторы. Наш совершенно иной образ жизни, неприхотливость, удовлетворенность даже небольшой прибылью, пренебрежение правилами личной гигиены и санитарии, скупость, когда речь заходит о поддержании своих участков в чистоте и порядке, — все это в сочетании с разницей в религиях лишь подливало масла в огонь вражды. В законодательной сфере эта вражда вылилась в законопроекты о праве голоса и о налогообложении для законтрактованных индийских рабочих. Но ведь были и другие попытки вставлять индийцам палки в колеса.

Для начала было предложено принудительно возвращать индийских рабочих в Индию так, чтобы срок действия контрактов истекал уже после их приезда на родину. Но правительство Индии не пошло бы на такой шаг. Тогда предложили следующее: