Лишняя. С изъяном - Нинель Мягкова

Когда он обернулся, таинственной дамы под маской уже и след простыл.

Я жила в борделе уже больше полугода.

Мой семнадцатый день рождения отпраздновала одна. Засунула свечку в кусок пирога, которым ужинала под утро в комнате, и задула ее с пожеланием к следующему, восемнадцатому, найти и покарать проклятого убийцу-маньяка.

С тех пор, как мы обнаружили несчастную в переулке, новых трупов не находили, но по левому берегу поползли нехорошие слухи. Женщины опасались выходить после захода солнца на улицу. Поговаривали, что одинокие прохожие имеют все шансы пропасть без вести, особенно в туманную погоду.

Думаю, слух распускал тот самый рыжий Бродерик, пытаясь таким незатейливым способом лишить убийцу потенциальных жертв. Больше тел не находили, по крайней мере, меня никто в полицию не вызывал, да и Лалика наверняка сказала бы, если бы что-то в таком роде произошло.

Рыжик, кстати, у нас вообще появляться перестал. Понял, наверное, что экзотическая красотка под маской — не совсем нормальная любительница покопаться в мертвечине, и решил от греха подальше держаться на расстоянии. Мудрое решение, но почему-то было обидно.

Я тогда позорно сбежала — выдержать еще одну минуту рядом с трупом я бы не смогла. Одно дело обыскивать постороннюю умершую, тут я призвала на помощь воспоминания о посещении морга. И не такое видели: только «подснежники» чего стоят. И совсем другое — понимать, что мы имеем дело с психопатом, который получает откровенное наслаждение от убийства.

И не так давно получил удовольствие от убийства моей подруги.

Меня потом долго тошнило. Хорошо хоть до своей комнаты успела добежать. В желудке особо ничего не было — меня вывернуло несколько раз желчью, и я без сил сползла на кафельный пол ванной.

Убийца Хилли оказался маньяком. Но почему-то я сомневалась, что он настолько ополоумел, чтобы за своей жертвой лезть аж в пансион, рискуя быть пойманным. Вот в густом смоге Дорсетта таким раздолье. В особо туманные дни на расстоянии вытянутой руки собственные пальцы видны с трудом, не то что лица. А на свежем воздухе, в лесу, среди сплошных женщин… Если бы его случайно приметили — точно бы опознали. Он сильно рисковал.

Обычно маньяки идут по нарастающей. Сначала просто убивают, потом переходят к более сложным схемам, как утверждали любимые мамой сериалы. А тут наоборот. Что-то не сходилось.

Может, именно убийство Хилли, то есть принцессы, было тем кирпичиком, что сорвал его крышу? То есть она была как бы прототипом для будущих жертв.

Тогда вопрос: кому она, то есть я, могла так помешать, что аж убить захотелось? С семилетнего возраста я не покидала территории пансиона, из мужчин видела только престарелого отца Самуила, который изредка вёл богослужения в храме при монастыре. Изредка — потому что сил на «часто» уже не хватало. Он и с постели-то вставал часа на три в день.

Может, сестра кому насолила? Но из того, что я помню, мы особо и не похожи. То есть черты почти идентичны, но там, где я пепельная и бледная, она рыжая и румяная. Огонь и бумага, так сказать. Типаж абсолютно разный.

Я регулярно просматривала газеты, но даже упоминаний о прошлых жертвах не нашла. Официальным властям ни к чему паника — они будут скрывать до последнего, тут все ясно. Лалика, как и обещала, отслеживала сплетни по этому поводу, но каждый раз на мой вопросительный взгляд она только качала головой.

Не знаю даже, чего я больше хотела: чтобы ублюдок сдох и больше не убивал или вылез из своей норы и попался на очередном убийстве? Второе, конечно, эгоистичное желание: отомстить, поймать самой маньяка и очистить память о Хилли, но первое, с точки зрения всеобщего блага, было бы куда лучше.

Тем ранним весенним утром мне не спалось. Я ворочалась, пытаясь выдумать новое оригинальное представление на следующую неделю. Мы старались не повторяться как в номерах, так и в костюмах. Смотры талантов и подбор новых кадров я проводила ежемесячно. У нас в активах уже был целый женский оркестр, в основном самоучки. Кто-то в семье нахватался, кто-то сам освоил. Две мошенницы-карманницы мне особо приглянулись. Они так виртуозно стащили у меня цепочку с шеи, даже не приближаясь, — до сих пор не понимаю, как именно, если магии в них ноль, — что я их взяла в кабаре без разговоров. Стоило только намекнуть на исчезающие монеты и появляющихся кроликов — дальше девушки изобретали сами.

В конце концов, кабаре — это не только голые ноги. Другие номера нам тоже нужны.

Наконец, устав бороться с одеялом, я накинула халат и решила спуститься вниз, на кухню. Сделаю себе чай, может, с валерианой. Мелькнула мысль плеснуть чего покрепче, но я ее тут же прогнала. И так с мадам регулярно сидим под коньяк — не спиться бы от такой веселой жизни.

Еще на верхних ступеньках я услышала завораживающее пение. Куда там Русалочке. В первый момент показалось, что я слышу саму Хьюстон. Бред, откуда ей здесь взяться…

Словно заколдованная, как те крысы на звук дудочки, я шла на божественный, с надрывной хрипотцой голос, выводивший рулады где-то на кухне.

У раковины с грязной посудой пела и пританцовывала, подрагивая шоколадными кудрями, стройная девушка в длинном, скромном, светло-сером платье. Рукава закатаны по локоть, темная кожа утопает в мыльной пене.

Я постучала по косяку, чтобы обозначить своё присутствие. Несмотря на доносящиеся с улицы голоса и белый дневной шум, в доме было тихо, и посудомойка могла напугаться. Обычно в это время на кухню никто не приходит, все спят.

Она все же вздрогнула от неожиданности, обернулась и уронила в мыльную воду глухо брякнувшую тарелку. Вроде та не разбилась.

Девочка оказалась прехорошенькая, только вот смотрела очень уж затравленно. Не думаю, что она была намного младше принцессы, ну, может, от силы шестнадцать. Или очень уж она недокормленная. По местным меркам — непривлекательна, тем более, что в Рионе ценилась белоснежная кожа, а девчонка была похожа на мулатку.

И в глазах уже виднелся не самый приятный жизненный опыт.

Раньше я ее здесь не видела. Хотя, и в это время я на кухне не бывала. Похоже, девочка жила в нормальном режиме, работая днем.

— Ты кто? Тебя как зовут? — как могла тихо и успокаивающе, проговорила я.

— Мадам сказала мыть посуду, убирать кухню. Здесь не бывать клиенты, — затараторила девочка, судорожно сминая в руках влажную тряпку, которой протирала посуду.

Я сделала шаг назад, чтобы не пугать ребенка.

— Давай посидим, поговорим? Я тебя раньше здесь не видела, просто удивилась, — я отодвинула один из стульев и присела. Обычно сидящий человек подсознательно нервирует меньше. Постепенно девочка успокоилась, налила мне и себе воды — зачем я, собственно, в кухню пришла — и поведала на ломаном рионском свою незатейливую историю.

Архипелаг Алоа располагался в трёх неделях пути на юг от нашего полуострова. Климат там был не в пример теплее, аборигены бегали в одних набедренных повязках — ну, практически. Пользуясь тем, что из магов у них были только шаманы, да и тех по пальцам одной руки пересчитать, рионцы, недолго думая, приписали архипелаг себе и начали кораблями вывозить оттуда ценности, начиная с жемчуга и заканчивая людьми. Не в рабство — оно в Рионе официально запрещено. В бесправную прислугу, которая, не зная языка и радикально отличаясь внешне, даже сбежать не сможет. Если повезёт — им платили, нет — работали за еду и кров.