Лишняя. С изъяном - Нинель Мягкова

Девушка под маской процокала каблучками к выходу из переулка, окинула улицу цепким взглядом.

— Пойди опроси соседей, — деловито распорядилась она, глянув на Пэдди. Тот сначала даже не понял, что к нему обращаются. Потом изогнул бровь. — Ну и что, что тебя боятся? Их боятся еще больше.

Она повела подбородком в сторону полицейских, в этот момент как по заказу опрашивавших какого-то прохожего. Тот на все отрицательно качал головой и, кажется, не чаял вырваться побыстрее. С подручным Лалики девица явно часто общалась — понимала она его без проблем. И когда тот нахмурился, тут же догадалась, почему Пэдди не торопится оставлять ее одну.

— Что со мной может здесь случиться? — дамочка даже притопнула от возмущения, как недовольный ребёнок. Немногословный Пэдди многозначительно покосился на остывшую жертву. Девица фыркнула.

Никакого почтения к мертвым!

— Со мной целый отряд полиции. Кто, интересно, не дружит с головой до такой степени, чтобы покуситься на меня в присутствии таких бравых офицеров?

Мик, которого тоже записали в бравые, тем более офицеры, гордо надулся. Пэдди недовольно покачал головой, но все же пошел опрашивать жителей домов напротив.

— Мадам будет недовольна, — все же бросил он напоследок. Девица сложила руки на груди и снова фыркнула.

Похоже, это ее любимое выражение.

Не прошло и получаса, как мрачный Пэдди вернулся. За ним, покорно опустив голову, следовали две женщины средних лет. На левом берегу это определение могло обозначать, что ей от двадцати до пятидесяти. Старели и дурнели здесь быстро — смог, некачественная еда, отсутствие элементарной гигиены. Самого капитана спасало только то, что его жилье находилось на четвёртом этаже, под самой крышей, а еду чаще всего поставляла мама.

— Что вы видели? Рассказывайте, не стесняйтесь, — подбодрила свидетельниц девица из борделя.

— Мужчина отсюда вышел, — помявшись, заявила одна из женщин. Волосы ее были увязаны неопрятным узлом и явно давно не мылись, на плечах у обеих облезлые шерстяные шали. Слабая защита от мороза, но вряд ли у них найдётся что-то теплее. — Зашли вдвоём, с женщиной он был, а вышел один. Ну, мало ли почему дама задержаться может. Юбки там поправить или что…

Вторая женщина, помоложе, стрельнула глазами в Пэдди, обозначить, что она тоже не против потом поправить юбки, потом вспомнила, по какому поводу они здесь, и снова потупилась. Ее подруга тем временем продолжала:

— Мужчина солидный, сразу видно. В пальто приличном, чёрном таком… или темно-синем, в этом смоге и не разобрать толком. Торопился сильно, практически убежал.

— А лицо? Лицо вы разглядели? — дама под маской допрашивала не хуже любого полицейского, с таким пристрастием, что, не скажи она раньше, что не знает погибшую, Бродерик бы решил: это была ее лучшая подруга.

Обе свидетельницы отрицательно покачали головой.

— В шляпе он был. Да и если бы без нее — в таком тумане разве что разглядишь, — вздохнула женщина помоложе. — Жалко бедняжку.

Они старательно не смотрели в ту сторону, где, раскинув руки, лежала та самая бедняжка. То есть вели себя нормально, в отличие от странной бордельной девицы в маске.

— Мик! — подозвал Бродерик младшего полицейского. Тот уже успел опустошить желудок, выпросить в соседнем баре стакан воды и немного прийти в себя. — Сгоняй за Сайкертом.

Раз уж у них и правда чудом появились свидетельницы, грех был бы упустить такой шанс.

Художник пришел быстро. Ричард Сайкерт жил в двух кварталах от места происшествия, на набережной, чуть ниже по течению реки, так что Мик бегом обернулся буквально за несколько минут. Свидетельницы даже не успели заскучать.

Бродерик был с ним давно знаком. Сайкерт писал неплохие картины, которые пользовались популярностью даже на правом берегу. Увы, его происхождение не позволяло завести жилье в аристократическом квартале, да и доходы все же были не те. Но во многих гостиных высшего общества висели портреты и пейзажи работы Ричарда. Он писал в несколько странной, но притягательной манере: чуть размыто, играя с тонами на грани фола. Его любимым приемом были фиолетово-бордовые тени и ярко-желтый свет. На удивление, смотрелось гармонично и умиротворяюще.

Помимо фундаментальных работ маслом, которые он порождал довольно редко и под настроение, основным доходом Сайкерта были зарисовки подозреваемых. Весь центральный полицейский участок был увешан портретами его работы. Хоть и выполненные простым карандашом, в них чувствовался характер и личность подозреваемых. Пойманные преступники обычно и правда походили на свой портрет, так что чутью Ричарда Бродерик доверял.

Одевался Сайкерт тоже весьма творчески. Сегодня он появился в лихо сидящем набекрень алом берете и сером, из качественной тонкой шерсти, пальто. Бродерику всегда казалось, что если бы художник чуть меньше уделял внимания и бюджета гардеробу, то вполне смог бы приобрести небольшую квартирку на правом берегу, но, уважая личное пространство знакомого, держал свои соображения при себе.

Тертые жизнью дамочки, завидев удалого художника, оживились, поправили прически и вязаные шали и заметно приободрились, поняв, что допрашивать их все же будет не полицейский, а приятный джентльмен с рисовальным планшетом. Сайкерт не подвёл. Не хуже иного афериста он мог расположить к себе даже самого враждебно настроенного свидетеля, а уж пара женщин среднего возраста для него вообще были легкой добычей.

Уже через минуту дамы наперебой выдавали все новые приметы подозреваемого. В общем-то, все можно было описать несколькими словами: в шляпе, шарф надвинут по самые брови и длинное пальто. Но свидетельницы попались обстоятельные, опознали и материал пальто, и узор на шарфе, даже перчатки приметили.

Невнятный, едва слышный вскрик отвлёк капитана от довольного созерцания чужой работы.

Девушка, чьё имя Бродерик так и не решился спросить, уставилась куда-то в угол и была белее снега, который продолжал безжалостно заносить тело и улики ровным слоем. Недоумевая, он подошёл и встал рядом, пытаясь проследить взглядом и понять, что же именно ее так напугало. Под козырек крыши снег не попадал, и у стены образовалась полоса чистой мостовой. Как ни приглядывался Бродерик, ничего эдакого разглядеть он на том участке больше не смог.

— Неужели вы не видите? — просипела девица, держась за горло.

Что же ее так разобрало-то? В трупе она ковырялась без особых моральных проблем. Он сделал шаг вперёд и присел, старательно вглядываясь в помятый, потоптанный снег.

— Там. Пятка… — дрожащим голосом выдавила она, указывая пальцем. Наконец он понял. Кто-то отступил назад, к самой стене, и обувь отпечаталась на мостовой кусочком слипшегося, красноватого от крови снега. Его команда в эту сторону не отходила, так что оставался только убийца.

— Он любовался своей работой.

Бродерик развернулся и критически глянул на труп. Да, с этого ракурса несчастная и правда выглядела страшнее и эффектнее всего. И как только глазастая девица догадалась?