Стан золотой крови - Настасья Дар

в немом крике.

— Глеб… Нет, нет, нет… Открой глаза, прошу! Так нельзя… Это несправедливо… Этого не могло произойти! Нет… Только не ты…

Мой судорожный шепот постепенно переходил в истерический бред сумасшедшего, хорошо сдобренный горькими слезами.

Я прорыдала над его телом не один час. И солнце уже сияло высоко в небе, когда кто-то легонько прикоснулся к моему плечу.

Вздрогнув, я резко обернулась, и увидела за спиной Хана. Отпрянув от него, я встала, и загородив собой доступ к телу Глеба, с подозрением спросила осипшим от слез голосом:

— А ты что здесь делаешь?

В глазах парня не было и сотой доли удивления тем, что позади меня лежит мертвый человек. Он явно знал куда шел и что здесь увидит…

Все еще не веря самой себе, я прошептала:

— Ты знал… Ты знал, что Дархан убьет его… Знал и ничего не сделал!!! — со слезами на глазах я бросилась на Хана, со всей силы хлеща его ладонями по обеим щекам, и крича, — Ты такой же убийца как и он!!! Безжалостный убийца!!!

Хан не пытался успокаивать или отталкивать. Лишь молча ждал когда вся злость и боль выйдет из меня. А я пользуясь возможностью била его со всех сил. Скулы, рот, плечо, ребра, живот… Мне кажется я не обошла ни единого кусочка тела.

Когда выдохлась, то просто упала ничком на землю и разревелась белугой, не понимая что мне теперь делать, и что вообще со мной будет дальше.

За спиной послышался глухой шорох, и я поняла, что Хан сел рядом.

— Скольких еще он убил? — сипло спросила я, глядя в хмурое серое небо, в котором уже кружили вороны, учуявшие новую добычу.

Я боялась услышать ответ… Но должна была знать правду.

— Тысяча триста двадцать два человека… — Хан на секунду задумался, и поправил себя, — Тысяча триста двадцать три.

Ну да… Глеб стал двадцать третьим.

— Но как… Столько жертв… Зачем? — беспомощно прошептала я.

— Это… Сложно объяснить, — послышалось позади.

Приподнявшись, я повернулась к Хану, и села, подтянув к груди колени.

— Зачем ты помогаешь ему? — этот вопрос сейчас интересовал меня не меньше остальных, — Просто потому что он твой отец?

Хан опустил взгляд в землю и процедил:

— Дархан мне не отец… Но у меня нет выбора, Кара.

Не успев удивиться новости, я взорвалась.

— В смысле нет выбора?!!! Что за выбор такой, что ты предпочел участвовать в убийстве безвинных людей?!!

Хан стрельнул в меня напряженным взглядом, и довольно жестко признался:

— Мне нужно было выбрать будут мои родные жить или нет. И я выбрал для них жизнь, как бы это эгоистично не было. И буду делать такой выбор каждый раз! Если бы ты помнила свою семью, то поняла бы меня…

Ничего себе…

— Расскажи мне, — почти приказала я, — Все!

Хан тяжело вздохнул и согласился:

— Хорошо. Я расскажу тебе все что знаю. Но чуть позже. Сейчас нужно похоронить Глеба, иначе вороны растерзают его тело.

Я взглянула в небо на круговорот черных птиц, и поежилась. Потом подползла к Глебу, и закрыла его застывшие глаза со словами:

— Спи спокойно. И прости меня за все… Я ведь так и не успела попросить прощения…

С моей щеки сорвалась слеза, и опустилась на ресницы парня. От того казалось, что Глеб и сам плачет. И от того заплакала еще сильнее я…

Пока я пыталась хоть как-то успокоиться, Хан достал из своего мешка огромный кусок белой холщовой ткани и принялся заматывать в него уже похолодевшее тело моего друга. Потом в ход пошла черная веревка из все того же конского волоса, которой ткань была надежно перетянута.

Легонько тронув меня за руку, чтобы вывести из ступора, в который я потихоньку начала впадать обессилев от слез, Хан произнес:

— Идем. Похороним его за пределами стана.

Безразлично кивнув, я последовала за парнем, взвалившим тело Глеба к себе на плечо. Мне же пришлось нести его пустой заплечный мешок.

Подойдя к воротам я вновь едва сдержала горький всхлип, увидев сумки Глеба с его вещами. Он не знал что идет на смерть… Мечтал как после посвящения подхватит у ворот свои вещи и вернется к родным. Только вот этого уже никогда не случится…

Покинув стан, Хан повел меня к середине равнины, устланной осколками камней, которые видимо откалываясь от скал, скатываются сюда во время землетрясений и оползней. Выбрав наиболее свободное от скальника место, парень аккуратно положил на землю тело, обмотанное белой тканью, и направился к растущим неподалеку густым зеленым зарослям.

Я не пошла за ним. И спрашивать куда он идет тоже не стала. Просто опустилась на землю, и обхватила себя руками, пытаясь унять нервную дрожь.

Хан вернулся буквально через пару минут и принес с собой небольшую, но острую лопату.

Я цинично хмыкнула, глядя как он втыкает ее в земную твердь.

— Как у вас все практично… И лопатка вон всегда под рукой.

На меня напал какой-то жестокий сарказм. От той невыносимой боли, что сжимала в тиски мое сердце, хотелось сделать больно кому-нибудь еще… Хотелось рвать и метать.

А еще отомстить…

Но об этом я подумаю позже.

Хан ничего не стал отвечать мне. Но по дернувшимся желвакам было видно, что моя фраза его задела.

Когда неглубокая яма была готова, он отбросил лопату в сторону, и за ноги стащил тело Глеба в могилу. Стерев со лба струйку пота, парень спросил у меня:

— Хочешь попрощаться?

Я кивнула, и подойдя к могиле шаткой походкой, бросила в нее горсть земли с тихими словами, которые были слышны лишь самому Глебу и мне:

— Я тебя никогда не забуду…

Мы постояли в тишине еще минуту, и Хан принялся засыпать тело землей. Когда все было готово, он поставил в изголовье могилы каменный осколок.

— Прощайте, — тихо произнес Хан, окидывая взглядом равнину, на которой теперь покоился Глеб.

Я тоже оторвала взгляд от могилы, задумавшись над тем почему парень прощается с бывшим другом во множественном числе. И лишь заметив, что все камни вокруг находятся почти на равном расстоянии друг от друга, я наконец все поняла…

— Они все похоронены здесь… — вырвалось у меня.

Хан покачал головой со словами:

— Не все. Только за последнее столетие.

Что? За последнее столетие… Мне не послышалось?

Увидев в моих глазах немой вопрос, он сказал:

— Я расскажу. Обещаю. Но сначала нужно довести все до конца, или последствия будут грозить мне большими неприятностями… Избавимся от вещей Глеба и тогда поговорим.

Мне не оставалось ничего иного как согласиться с такими