Тайный заговор - Филипп Ванденберг

Забытый Титус стоял немного в стороне. Ему было трудно привыкнуть к незнакомому окружению и тому, что он находился у всех на виду. Жюльетт, с улыбкой протянувшая ему руку, удивилась его серьезности и сосредоточенности.

Когда они вышли на площадь перед железнодорожным вокзалом, Бродка заявил, что на первое время устроит Титуса в маленький пансионат на Ландверштрассе. Он назывался «Таузендшен»; там часто останавливались журналисты и деятели искусства, которым необходимо было провести в городе несколько дней. Бродка был знаком с его владельцем и не сомневался, что тот не станет поднимать шум, если Титус зарегистрируется под вымышленным именем, — разумеется, до тех пор, пока Бродка будет оплачивать счет. Титус выставил это условие, предупредив, что в противном случае он не будет сопровождать Бродку в Мюнхен.

Разместив Титуса в пансионате, они поехали прямо на квартиру Бродки. Но когда они впервые за несколько недель оказались наедине, между ними возникла странная атмосфера смущения, даже неловкости. Им многое нужно было рассказать друг другу, но никто не решался начать.

Наконец Бродка перегнулся через стол и спросил:

— Жюльетт, ты еще любишь меня? После всего, что произошло?..

Жюльетт восприняла вопрос Бродки по-своему. Она решила, что он хочет лечь с ней в постель, причем именно сейчас, когда ей не хотелось интима. Вернее, она не могла, ибо в ее голове роилось слишком много мыслей.

— Я не могу! — внезапно вырвалось у нее. — Ты должен понять меня, Бродка. Пожалуйста!

Некоторое время Александр молчал. Затем он глубоко вздохнул и тихим, едва слышным голосом произнес:

— Что ж, я думал об этом. На самом деле ты тоже считаешь, что я не совсем в себе.

Жюльетт возмутилась.

— Что за чушь ты несешь, Бродка! Это совершенно ни при чем. Я люблю тебя, ты мне нужен…

— Но ты же только что сказала…

— Да, сейчас я не могу с тобой спать. Почему ты этого не понимаешь, Бродка?

Александр недоуменно глядел на нее.

— Я не спрашивал, хочешь ли ты со мной спать, я спросил, любишь ли ты меня еще или нет!

В следующую секунду они обнялись, одарив друг друга нежностью, быстро переросшей в неконтролируемую страсть. Сколько они ждали этого? Как часто, как сильно скучали они, чтобы пережить это мгновение?

Осторожно, словно боясь сделать неловкое движение, Бродка провел рукой по волосам Жюльетт, а она требовательно поцеловала его и крепко прижалась к нему. Жюльетт чувствовала, что Александр, как и она, сильно возбужден. Она начала срывать с него одежду, и вскоре они предались своей страсти.

Жюльетт, совершенно голая, сидела верхом на Бродке, который лежал на полу, и сжимала его тело своими бедрами. Она страстно вскрикивала в такт своим движениям, а Бродка брал ее со всей неистовой страстью, со всей любовью, которую испытывал к ней.

Позже, когда они, тяжело дыша, счастливые и уставшие, лежали рядышком на ковре, когда каждый из них мысленно наслаждался партнером, словно бесконечным колокольным звоном, Жюльетт с нежностью прошептала:

— Я люблю тебя, Бродка. Я буду любить тебя всегда.

И Александр наконец понял, что в их отношениях ничего не изменилось.

До сих пор ни Бродка, ни Жюльетт не рассказывали, что происходило, пока они были в разлуке. Когда Жюльетт сообщила о взломе склада и о том, что кто-то перерыл вещи его матери, Бродку снова охватили сомнения.

Титус, который не знал мать Бродки и, став свидетелем неприятной ситуации в соборе Святого Стефана, быстро и незаметно исчез, во время совместной поездки в Мюнхен предпочитал отмалчиваться. Как только Александр начинал говорить на эту тему, он замыкался. Титус справедливо полагал, что слишком мало знает Бродку, чтобы судить о его психическом состоянии и о том, способен ли его новый знакомый на подобное «короткое замыкание». Тем не менее у Бродки сложилось впечатление, что Титус что-то скрывает. Иногда ему казалось, что для внешне сдержанного экс-священника переживания подобного рода вовсе не чужды.

Бродка пребывал в явной растерянности. Титус согласился расколоться и за двадцать тысяч марок определенным образом помочь ему. Как должна выглядеть эта помощь, Бродка, впрочем, не знал. Титус пока категорически отказывался что-либо объяснять ему.

Вероятно, Титус боялся. И это было основной причиной того, что он только после продолжительных колебаний согласился уехать из Вены и сопровождать Бродку в Мюнхен.

Что касается Жюльетт и обнаруженных подделок, то она рассказала об этом Бродке только поздно вечером, после того как они вместе выпили первую из двух бутылок красного вина. Жюльетт почти стыдилась того, что в прокуратуре против нее ведется расследование, но, поведав историю о подделках и категорично заявив при этом, что у нее даже не было подозрений в обмане, она почувствовала большое облегчение, с души будто камень свалился.

— Знаешь, что это означает? — спросила она. — Я разорена.

Бродка слушал Жюльетт, ничего при этом не понимая.

— Почему ты мне сразу не сказала? — упрекнул он ее.

— У нас с тобой все было так хорошо, — ответила она, — не хотелось портить настроение.

— Но это же смешно! То, что произошло в галерее, очень важно. Ты должна что-то предпринять.

Бродка поднялся, подошел к окну и посмотрел на море городских огней внизу. Затем, не отводя взгляда от окна, спросил:

— Ты и правда думаешь, что за этим стоит твой муж?

Жюльетт забралась с ногами на диван, словно в очень теплой комнате ей вдруг стало холодно.

— Он хочет отомстить и точно знает, что эта история будет означать мой финансовый крах. Какой же он мерзавец! Я так и вижу его лицо, его злорадную ухмылку. Он единственный, у кого была возможность незаметно взять ключ от галереи и заказать дубликат.

Я думаю, что именно при помощи этого дубликата он проник в галерею и подменил картины.

Бродка задумчиво потер подбородок.

— Ты действительно уверена, что он способен на столь энергичные поступки? Я имею в виду, что он ведь шел на большой риск. А еще ему нужно было достать подделки. Если предположить, что за этим и в самом деле стоит Коллин, то у него наверняка были сообщники, причем не один. К тому же он должен был завязать контакты с теми, кто подделывает произведения искусства, а эти люди — профи, у них узкая специализация. Вряд ли им нужны хирурги.

— К чему ты клонишь, Бродка?

— А ты не допускаешь, что за этим может стоять кто-то другой?

Жюльетт подняла глаза на Бродку.

— Да, конечно, — ответила она. — Подделка картин — очень прибыльное занятие, а в этом случае речь идет, в общей сложности, о миллионе. Вопрос только в том, зачем обычным гангстерам утруждать себя, копируя графические работы и подменяя ими оригиналы.