Статус. Почему мы объединяемся, конкурируем и уничтожаем друг друга - Уилл Сторр

затем ее заставили участвовать в убийстве другого ребенка распятием. Врачи-сектанты притащили маленькую Мишель в операционную и имплантировали ей рога и хвост. Кульминацией мучения стал ритуал продолжительностью восемьдесят один день, в ходе которого являлся сам Сатана, а потом пришли Иисус, Мария и архангел Михаил и крайне удачно убрали все шрамы, оставшиеся на теле Мишель. Паздер сказал журналистам: «Сначала мне было интересно, не выдумывает ли она. Но если это была мистификация, то самая невероятная мистификация в истории».

Один только аванс за книгу Паздера составил 342 тысячи долларов, ее рекламировали в газетных объявлениях на целую полосу. Автор поехал в 39-дневный рекламный тур по Америке. Он стал суперзвездой на буйно цветущем поле психотерапевтической борьбы с абьюзом, путешествовал по всей стране, рассказывая работникам психиатрических клиник и полицейским об опасности сатанистов. Во время одного из первых выступлений – перед членами престижной Американской психиатрической ассоциации – Паздер впервые употребил термин «ритуальное насилие».

Сатанинская паника подогревалась статусными играми. Они возникали везде, где собирались верующие: на конференциях, семинарах, учебных мероприятиях и в организациях, таких как Профессиональная группа по работе с подвергшимися растлению детьми дошкольного возраста, Международный институт детства и Национальный центр борьбы с жестоким обращением и детской безнадзорностью. В ходе опроса более чем двух тысяч психологов, психиатров и соцработников, сталкивавшихся по роду деятельности со случаями ритуального насилия, обнаружилось, что они «очень часто посещали лекции, семинары или мастер-классы по выявлению ритуальных преступлений и ритуального насилия». Древний племенной код новых игроков включался от волшебного чувства связи с игрой. Они смотрели как завороженные, как охотники за сатанистами сплетают для них новые иллюзии, в которых им предстояло жить, и учат их, как завоевать статус внутри этого воображаемого мира.

Семинары часто начинались с леденящих кровь свидетельств о непростительных преступлениях. Затем ученикам предлагали высокий статус в игре добродетели – ведь им предстоит бороться с «самой серьезной угрозой детям и обществу на сегодняшний день», по мнению психиатра Роланда Саммита[35],. Они учили правила – вроде «правила П», согласно которому сатанистами чаще всего становились педиатры, педагоги в школах и детских садах, психиатры, полицейские, политики, пресвитеры и парни из похоронных служб. Затем элитные игроки проводили коллективные обсуждения, во время которых разбирались с отдельными сомневающимися – надо было успокоить всех, кто угрожал консенсусу.

На тренировочных сессиях участники совершенствовали свою игру в охоту на Сатану. Правилом номер один было «верить ребенку». По мнению Саммита, «чем более нелогичным и неправдоподобным» было свидетельство ребенка, тем «больше вероятность», что оно правдиво. А если дети меняли показания и начинали говорить, что они все придумали, это было «в порядке вещей» и именно этого следовало ожидать: такое отрицание ранее сказанного считалось доказательством гениального умения сатанистов управлять умами. На самом деле «лишь немногие дети, не больше двух или трех на тысячу, были пойманы на том, что преувеличивали или придумывали случаи сексуального растления». Принцип «верь ребенку» стал сакральным для охотников за сатанистами, это правило определяло их игру. Они носили значки с этой фразой, а родители-активисты создали организацию «Верьте детям». Это «стало лозунгом десятилетия, – пишет профессор-социолог Мэри де Янг, – и те, кто маршировал под этим знаменем, были единодушны в том, что не бывает неправдоподобных обвинений в насилии, а отзыв обвинения или его отрицание недопустимы».

Специалистов учили особым методам сбора доказательств. Ключевыми признаками пережитого ритуального насилия объявили боязнь темноты и агрессивных животных, страх смерти, проблемы с концентрацией внимания и низкую самооценку. Детей тестировали на «анальный рефлекс»: к области вокруг ануса прикасались ватной палочкой, и, если анальное отверстие спонтанно раскрывалось, значит, имело место насилие. Во влагалища маленьких девочек вводили камеру с оптическим увеличением под названием кольпоскоп, с помощью которой искали мельчайшие шрамы, потертости и повреждения кровеносных сосудов, а также измеряли размеры и форму девственной плевы. Охотники за сатанистами называли описанные выше повреждения «микротравмами». Даже невидимые невооруженным глазом микротравмы считались доказательством насилия.

Доказательства получали и путем интервью с детьми. Методам сбора данных учили по цене 455 долларов за занятие эксперты Международного института детства, которые провели сотни таких бесед. Члены Международного института детства Астрид Хегер и Ки Макфарлейн[36] добились престижного положения в обществе благодаря своей работе. Их звали выступать на американских и международных конференциях, у них брали интервью журналисты, их приглашали на телешоу на первой кнопке, с ними постоянно консультировались по поводу случаев абьюза. Из видеозаписей интервью понятно, что они не просто наводят детей на выводы, но буквально навязывают свою точку зрения, иногда довольно агрессивно. На одной из записей Хегер говорит девочке: «Я не хочу больше слышать „нет“! Каждого мальчика и каждую девочку трогали в школе подобным образом». Кроме того, Макфарлейн отказалась поверить мальчику по имени Кит, который несколько раз дал однозначный отрицательный ответ на ее вопрос. Вот так это звучало в их разговоре, разыгранном с помощью перчаточных кукол: «Ты и дальше собираешься вести себя как дурак? Или будешь умницей и поможешь нам?» И еще одна реплика Макфарлейн: «Ну и какой от тебя толк? Ты, должно быть, тупой». Еще в одном интервью пятилетний мальчик несколько раз повторил Макфарлейн, что никогда не видел, чтобы обвиняемые сотрудники детского сада делали что-то «плохое».

– Ты просто боишься, – заявила в ответ Макфарлейн.

– Нет, не боюсь.

– Да ты просто жалкий трусишка. Почему ты не хочешь сказать мне правду?

Как видно из этого примера, интервьюеры использовали естественное стремление ребенка к статусу, чтобы убедить его давать «правильные» ответы. Одного из мальчиков побуждали к этому словами: «Ты же боец. Я думаю, ты уже почти мужчина». В другом случае Макфарлейн заявила девочке по имени Кристи: «Нам известно, что в твоем детском саду играли голыми». Затем она посмотрела на куклу, изображавшую эту девочку, и спросила: «Ты помнишь это, медвежонок?»

Когда девочка покачала головой куклы, говоря «нет», Макфарлейн воскликнула: «О, мишка! Наверное, у тебя не очень хорошая память. У тебя, должно быть, не такая хорошая память, как у подружки Кристи». Один из опрошенных вспоминал, как интервьюеры хвалили его за ложь о домогательствах отца. «Если я говорил что-то, интересующее интервьюеров, или соглашался с чем-то, я определенно ощущал это как достижение. Я не хотел быть тупым ребенком, который ничего не может вспомнить. А они говорили в ответ: „Ты большой молодец!“»

Сотни профессиональных психологов и психиатров обучились этой игре на конференциях, семинарах и мастер-классах и, вернувшись на свои рабочие места, продолжали играть, стараясь находить доказательства ритуального насилия. Они придерживались правила «верь ребенку», и ни одно обвинение не