Искусство жить. Реальные истории расставания с прошлым и счастливых перемен - Стивен Гросс

Я думал о том, как он боялся, что люди откроют его тайну, смогут рассмотреть в нем того, кем он, по своему собственному убеждению, является, и поймут, что он человек грязный и испорченный. А как же он сможет любить и быть любимым, будучи грязным и испорченным?

Решив сделать моему отцу подарок на восьмидесятилетие, мы с женой организовали поездку в Венгрию. Мы проедем от Будапешта до Карпатских гор по местам, где прошло его детство, увидим дом, где он родился, начальную школу, ферму его родителей.

Через генеалогический веб-сайт я связался с человеком по имени Алекс Дунай из украинского города Львова. Алекс работал туристическим гидом и славился умением находить давно забытые или исчезнувшие с карты местечки. Будучи одновременно и детективом, и переводчиком, Алекс часто сотрудничал с потомками людей, вынужденно покинувших родные места во время Второй мировой войны.

Занимаясь поиском мест, о которых вспоминал мой отец, на современных географических картах (в процессе перекройки государственных границ поменялись и их названия), мы с женой активно переписывались с Алексом по электронной почте и составляли маршрут нашего путешествия. Взяв за основу то немногое, что я слышал от отца о деревне, где он провел свое детство, мы с Алексом решили, что поездку, наверно, лучше всего будет начать в городе Мукачево.

И вот как-то днем в конце мая мы приехали в одну из мукачевских гостиниц. Ныне город Мукачево, расположенный в паре сотен миль от Будапешта, находится на территории Украины. На улице было жарко и пыльно, на углу около отеля торговка продавала нанизанные на веревочку сушеные грибы и желтую черешню. На улицах было полно народу, но в гостинице мы, судя по всему, оказались единственными постояльцами.

Отец предложил забросить чемоданы в номера и отправиться на пешую прогулку по городу. Мы последовали за ним сначала в центр городка, а потом в лабиринт боковых улиц.

Шел отец быстро и не произнося ни слова. Чувствуя, что он узнает эти места, мы просто позволяли ему вести нас туда, куда он считает нужным. Пока мы ждали светофора на пешеходном переходе, он рассказал нам, что с четырнадцати до восемнадцати лет, чтобы иметь возможность ходить в школу, все будние дни он жил здесь, в Мукачеве, снимая комнату у вдовы по имени Анна Трейхман. Анна жила в доме, расположенном прямо напротив католической церкви. Отец с двоюродным братом Эугеном занимали продуваемую всеми ветрами L-образную комнатку за кухней, и делать домашнее задание им приходилось сидя на своих кроватях. Он помнил, что из окна комнаты была видна остроконечная башня собора. Он ходил в расположенную рядом с домом русскую гимназию, а по пятницам садился на автобус и ехал домой в деревню.

Солнце уже садилось, когда мы вышли на небольшую площадь у реки. Отец подвел нас к приземистому одноэтажному дому напротив церкви. Рядом с домом была калитка, ведущая во дворик, где пожилая женщина поливала помидорные грядки. Алекс поговорил с ней по-украински, и я понял, что она ничего не знает ни о госпоже Трейхман, ни о других прежних владельцах дома. Тем не менее она разрешила нам войти и осмотреть дом. Жена, волнуясь, схватила меня за руку.

Алекс открыл деревянную дверь в боковой стенке дома, и мы шагнули через порог. Мы оказались в L-образной комнатке, размером больше похожей на чулан. По сути, эта холодная, сырая комната и была такой кладовкой при кухне.

Стоя в ней со склоненными головами, мы занимали почти все свободное пространство. На мгновение я вдруг почувствовал, как одиноко, должно быть, было отцу спать здесь, вдалеке от родителей.

Я спросил его, знает ли он, что стало с госпожой Трейхман.

– Освенцим, – сказал он. – Кажется, ее убили в первый же день. – Он окинул взглядом комнату. – Нет, я думаю, это не тот дом.

Я тоже еще раз осмотрел комнату. Все было правильно, L-образная комнатка, из окна которой видна башня собора. Я начал было говорить об этом, но отец сказал:

– Пойдем отсюда. Я хочу вернуться в гостиницу.

Он вышел на улицу, и я последовал за ним.

– С тобой все нормально? – спросил я.

– Да, все хорошо, это просто не тот дом.

– Может, тогда посмотрим соседний?

– Да нет, не надо. Просто пойдем обратно в гостиницу.

– Ты уверен? Можно сказать Алексу, чтобы он расспросил соседей.

– Нет-нет, ничего. Просто пойдем отсюда.

* * *

Планируя эту поездку, я, естественно, задумывался о том, какие чувства может вызвать у отца возвращение в мир, который он покинул в девятнадцатилетнем возрасте.

Когда мы с ним обсуждали маршрут путешествия несколько месяцев назад, он был полон радостного волнения и очень ждал возможности снова увидеть родные места. Тем не менее я понимал, что для него эта поездка будет нелегкой.

Я подошел к нему, чтобы обнять за плечи, сказать какие-то слова, настоять, что мы пришли в правильное место и, наверно, оба об этом знаем.

– Но, папа, ты же был совершенно уверен… и привел нас прямиком сюда.

Отец отстранился от меня и сказал:

– Я подожду вас на углу.

Я по-английски поблагодарил женщину, а Алекс перевел ей мои слова. Когда мы попрощались и закрыли за собой калитку, отец уже пересек площадь и направился обратно к центру города. Смотря, как он исчезает в одном из переулков, жена повернулась ко мне.

– С отцом все в порядке? – спросила она.

– Почему он не захотел вспомнить? – ответил я вопросом на вопрос.

– Что ты имеешь в виду?

– Это же тот дом, но он, как мне кажется, убедил себя, что это не так… И даже говорить больше на эту тему не хочет.

На следующее утро мы поехали в находящуюся в одиннадцати милях к югу от города деревню Макарово, где родился отец. На подъезде к деревне он показал нам дома, где некогда жили его двоюродные братья, дедушка с бабушкой, прадедушка с прабабушкой, а также пустырь на месте, где когда-то стояла местная синагога.

– А здесь была лавка Акерманов, – сказал он, показывая на забитые досками окна стоящего на тихом перекрестке шлакобетонного здания. – Мама покупала у них продукты.

Потом отец попросил Алекса повернуть направо.

– Бабушкин дом прямо вон там, – показал он мне.

Мы проехали несколько зданий, и отец сказал Алексу остановиться. Мы оказались перед приземистым домом с низкой крышей, где, по словам отца, он и провел свои детские годы вместе с родителями, братьями и сестрами.

Алекс оставил нас в машине, а сам отправился поговорить с людьми, стоявшими на обочине дороги. Из дома, где родился мой отец, на улицу вышла пожилая пара. Алекс несколько минут побеседовал с ними, а потом махнул рукой, чтобы мы вылезали из машины.