📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгРазная литератураТатуировки. Неизгладимые знаки как исторический источник - Мария Борисовна Медникова

Татуировки. Неизгладимые знаки как исторический источник - Мария Борисовна Медникова

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 36 37 38 39 40 41 42 43 44 ... 56
Перейти на страницу:
позволяющими, по словам отечественного криминалиста А. Бронникова, собравшего коллекцию изображений из сотен криминальных татуировок, «отличить овцу от серого волка».

«Сакральное» пространство тюрьмы

Глубокий взгляд на феномен воровских татуировок демонстрирует, на мой взгляд, в своих работах А. Ю. Плуцер-Сарно. Он рассматривает покрытое татуировками тело вора в законе как языковый объект и в соответствии с этим его анализирует. Выводы, к которым приходит автор, настолько масштабны, что их справедливо применить к обычаям всех обществ традиционной культуры, практикующих нанесение неизгладимых знаков.

Как подчеркивает Плуцер-Сарно, тату – уникальный язык символов и передаваемые в устной традиции правила восприятия. Этот язык кодирует тайную информацию от непосвященных. Попутно возникают новые смыслы литературных слов и общепринятых визуальных образов. Язык тату социален и политизирован. Традиционный набор татуировок, называемый на жаргоне «фрак с орденами», действительно представляет собой знаки чинов и отличий. Биография вора воплощается в татуировках. Функционально это паспорт, досье, орденские книжки, грамоты и эпитафии. Соответственно, человек без татуировок в лагерном мире – человек без социального статуса, а это в строго организованном иерархическом обществе самое страшное.

А. Ю. Плуцер-Сарно рассматривает тело татуированного вора как целостный и сложнейшим образом организованный речевой акт. Тату – средство общественно-политической коммуникации, социальной самоидентификации, общественной рефлексии, коллективной памяти. Неслучайны названия татуировок на жаргоне – «реклама», «регалка», «расписка», «клеймо», «портачка». Тату задают стереотипы массового поведения и даже «ритуальные правила упорядочивания воровского мира» содержат «кодекс законов». Некоторые тексты, наносимые на тело, способны «структурировать будущее», в них заложена «программа поведения». Иногда в них заметен ритуально-магический смысл, тогда они выступают в роли оберегов.

Скорее всего, подсознательное отношение к татуировке как священному тексту приводит к суровым карам в отношении лиц, носящих татуировку, которую они не заслужили. Вопрос «За наколки отвечаешь?» имеет жизненно важный смысл, т. к. в местах заключения человека, присвоившего наколки вора в законе, убивают. Об этом пишет Плуцер-Сарно, ссылаясь на авторитетное мнение Д. С. Балдаева [Балдаев, 1997]. Этот же факт отмечают криминалисты О. П. Дубягина, Ю. Л. Дубягин, Г. Ф. Смирнов [Дубягина, Дубягин, Смирнов, 2003]. Татуировка может восприниматься как молитва. Если тело – храм, то надпись на нем наиболее значима.

Плуцер-Сарно подметил еще один важный момент: краска для нанесения тату (на блатном жаргоне мазута) приравнивается к высшим материальным ценностям зоны, поскольку она составляется из наиболее ценимых в этих местах продуктов питания – чая, жира и повидла. Возможно, здесь на подсознательном уровне вновь проявляет себя «сакральное» отношение к этому действию, характерное еще для первобытности.

Как отмечает Е. С. Ефимова, татуировки являются полноправной частью тюремного письменного фольклора. Она обращает внимание, что в татуировках используются те же аббревиатуры, что и в шифрованных тюремных письмах («ксивах» и «малявах»). Например, часто присутствуют сокращения ЛЕДИ, АНГЕЛ, СТОН, ЛОТ[35]. Некоторые наколки изначально многозначны[36].

По мнению Ефимовой, для воровской эстетики важно переживание жизни как игры. Вор всегда играет определенную роль, и его функции строго обозначены.

Именно этот «игровой» момент, по-видимому, сближает некоторые аспекты поведения в тюремном мире с традициями карнавальной культуры (для нее, как мы знаем, характерны манипуляции с телом и демонстративное стремление «украшать» его).

Карнавальная культура, как известно, тесно связана с образом смерти. И надо сказать, что в этике преступного мира данная тема проявляется вполне архетипически. По мнению исследователей, устремленность к смерти и отсутствие страха перед ней – основополагающий принцип воровского восприятия мира. Ведь сама тюрьма иносказательно именуется могилой. Поэтому, наверное, череп-татуировка означает принадлежность к авторитетам (по Д. С. Балдаеву). К этому же семантическому ряду принадлежат крест, топор, коса и змея. Нанесение инициационных тату малолетним преступникам при достижении совершеннолетия объясняется как «двойная символическая смерть» (по Плуцеру-Сарно). Это переход из мира малолеток в мир взрослых и переход из мира воли в мир тюрьмы («могилы»).

Еще один аспект, связанный с идеей смерти, на который обращает внимание Плуцер-Сарно: это фигура «кольщика» татуировок. В тюрьме это своеобразный «жрец», выполняющий фактически роль палача. Автор рассматривает татуирование как превращение тела в символический труп, что соотносится с пыткой и казнью. В этом контексте это способ «заставить тело говорить правду», поэтому она и наносится часто против воли и с особой жестокостью.

Мы не будем рассматривать подробно сюжеты воровских татуировок, но им посвящены обстоятельные, прекрасно иллюстрированные издания (напр., Дубягина, Дубягин, Смирнов, 2003; или Lambert, 2003). И все-таки отметим самые статусные символы, входящие в тату вора. Это тигр, лев, барс, пантера, волк, оборотень, дьявол, ворон, орел, летучая мышь, кот, звезда, корона, пиковая и трефовая масть, меч, череп и скелет (по Плуцеру-Сарно). Как видно, на первом месте представители семейства кошачьих, что вновь напоминает нам традиции скифских племен или даже геральдический бестиарий.

Татуировка у якудза

По словам российского востоковеда А. Н. Мещерякова, заходя в современную японскую баню, натыкаешься на предупреждение: «Лицам с татуировкой вход воспрещен» [Мещеряков, 2004]. Таким способом владельцы общественных заведений закрывают дорогу перед представителями местного преступного мира – якудза.

Рис. 5.3. Метки, наносившиеся на тело преступникам в разных частях Японии (по Мещерякову)

Вспомним, как в романе Б. Акунина «Алмазная колесница» (2002) потомственный якудза Танука (впоследствии верный сподвижник Эраста Петровича Фандорина Маса), еще не заслуживший почетных знаков на тело, мечтает: «Вот бы на плечо татуировку в виде змеи. Пускай не в три кольца, как у Обакэ, и не в пять, как у Гондзы, – хотя бы в одно-единственное… Ничего, если он исправно выполнит то, что поручено, Гондза обещал не только огненно-красную змею на правом плече, но еще и по хризантеме на коленки!»

Танука представлял, как сделает большую и почтенную карьеру в банде, пройдя путь ученика, бойца, маленького командира вакасю, большого командира вакагасира, а потом, если доживет, станет самим оябуном.

Мы не ошибемся, если предположим, что каждой ступени в этой достойной карьере японского мафиози соответствует новая, все более сложная татуировка.

Как и в случае с европейским традициями, первоначально татуировка среди японских преступников служила наказанием. Вероятно, как и многое другое, обычай клеймить или, скорее, татуировать преступника пришел в Японию из Китая.

По сообщению письменного источника VIII в., одному из заговорщиков, покушавшемуся свергнуть законную власть, была нанесена татуировка в области глаз. Возможно, такой способ казни тогда не прижился, поскольку следующие упоминания о нанесении неизгладимых знаков на тело преступника встречаются только в XVII в. Локализация насильственных татуировок очень напоминает ту, что наносилась в аналогичных случаях древними греками и римлянами: изображение собаки на лбу, там же иероглиф «аку» – злодей. Кроме

1 ... 36 37 38 39 40 41 42 43 44 ... 56
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?