В бездне времен. Игра на опережение - Алексей Рюриков

Вождь дозволенных социалистов предполагал собрать под свою руку как ненавидящих правительство радикалов, продемонстрировав им, что может заставить принять требуемые законы, в отличие от ничего, кроме арестов, не добившихся подпольщиков, так и умеренных, кровопролития чуждающихся. Публично осуждать террористов он не собирался: «мученики борьбы за народное счастье», доведенные до отчаяния косностью самодержавия, только так. Партий, требующих для бомбистов виселиц, и так хватает, зачем подпевать конкурентам?

Охрану он после известия о покушении распустил, филеры из «Летучего отряда» ведут круглосуточно, вполне достаточно. Во дворе, прямо рядом с дверью черного хода, уже ждала машина. За рулем Камо, старый соратник еще с Тифлисского подполья, предан как пес, не подведет.

* * *

Выскочившая из-за дровяного сарая в углу двора троица в поддевах о Камо тоже, видимо, представление имела. Первая пуля, выпущенная высоким, статным молодчиком из показавшегося Иосифу огромным автоматического «кольта», проломила затылок верного телохранителя, двое остальных расстреляли Джугашвили. Добивать не понадобилось – сорок пятый калибр, две обоймы с трех метров, слона разнести можно.

Стрелявший в Камо напоследок вскинул ствол, выпустил оставшиеся пули в стену, по которой сползал с превращенной в кровавое месиво грудью Иосиф.

Филеров по указанию начальника петербургского управления сняли утром, нечего ходить за законопослушным гласным, на расследовании теракта людей не хватает. Выбоины от «промахов» покажут, что работали дилетанты, «кольты» взяты из схрона давно ликвидированной выборгской ячейки финских нац-демов, нападавшие ушли проходными дворами – ищите, кто хочет.

Прервав раздумья, в дверь постучали.

– Войдите, – сухо бросил Коттен.

– Ваше превосходительство… – начал вошедший в комнату невысокий подполковник в мундире Семеновского полка.

– Без чинов, Михаил Николаевич. Присаживайтесь.

– Операция прошла успешно. Объект расстреляли из пистолетов, на выходе из подъезда. Уехали сразу. Мы были одеты, как охотнорядцы, думаю, получилось похоже.

Подполковник раздражал генерала своим педантизмом, но других надежных исполнителей у него не было. Другие работали с настоящими террористами. Приходилось использовать офицеров гвардии, таких, как этот – карьерист, просидевший всю войну в немецком плену и потому в чинах задержавшийся.

Наиболее острый момент операции остался позади, решался не менее важный вопрос, представление сыгранного спектакля публике.

– …охотнорядцы – неплохие ребята, но приструнить под это дело и их не помешает, – закончив, сидящий напротив Михаила Фридриховича штабс-ротмистр откинулся на спинку кресла.

– Так мы и планировали, – кивнул, выслушав доклад Дейнеки, генерал. – Но есть другой вариант. – Он повернулся к третьему из присутствующих в кабинете полноватому кавказцу: – Изложите.

Невысокий офицер снял пенсне, и, протирая стеклышки бархатной тряпочкой, вежливо заговорил:

– Александр Александрович, – ротмистр надел пенсне и чуть поклонился в сторону Дейнеки, – подготовил великолепный план прикрытия. Но его программа сама по себе влечет опасность. Списав ликвидацию на крайне правых, мы вызовем волну возмущения их действиями, а наряду с тем волну сочувствия к их жертвам. А «невинными жертвами черносотенцев» тут же станет не один Джугашвили, а все левые, и дозволенные и возбраненные. Да и палачами назовут не только лавочников с Охотного, но и «реакцию» вообще.

Генерал кивал в такт рассуждениям. Шесть лет назад, услышав от Гумилева о дерзко работавшем по Закавказью жандарме, он лично вытащил Берию из Тифлиса в столицу, и сейчас тот старался, оправдывая доверие.

– С другой стороны, – продолжал докладчик, – озвучив через прессу не информацию даже, а только слух о причастности к «жестокому и подлому» убийству «видного деятеля» России самих социалистов, мы в народном мнении похороним левые партии. На весьма-а долгий срок.

– У них нет мотива, – перебил его Дейнека. – Никто не поверит, что соци сами пристрелили свою надежду.

– Только не в случае сотрудничества «надежды» с охранкой, – спокойно парировал Лаврентий. – Мы попросим хороших людей в газетах дать сообщение «из источника, не пожелавшего предать гласности свое имя», разумеется, что мы провели с Джугашвили, известным склонностью к умеренности, некие переговоры. Достигли договоренности об отходе левых, под его руководством, от идеи терактов, это его давняя позиция и удивления не вызовет. Но вот на открытое осуждение террористов и негласную помощь в борьбе с не принявшими эту платформу покойный никогда не шел. Как раз этот вопрос в прессе и прозвучит наиболее остро, ведь в сегодняшних условиях, когда мы социалистов бьем по всем направлениям, согласие лидера легальной оппозиции на негласные контакты представляется правдоподобным. Да и выходка савинковских боевиков уж больно дикая, а с Савинковым у Джугашвили давние контры. Предусмотрим и добавочное объяснение – личная заинтересованность. Из людей, принявших этот вариант, Джугашвили якобы собирался сформировать новую, единую и сильную левую партию.

Ротмистр пожал плечами и добавил с невесомой, едва угадывающейся улыбкой:

– Иосиф Виссарионович действительно считал бессмысленным убийство Великого князя, оно ведь ничего не меняло в России. Он-то, в отличие от эмигрантов, это знал превосходно. И намек, что по этой причине был готов… дальше понятно, я полагаю?

– В общем, ключевая мысль, что за это его убрали свои, – понял младший по чину. – Интересная картина… Первыми, кстати, поверят как раз подпольщики, их руководство за возможность стать единственным вождем душу черту продаст.

– Остальные тоже поверят, – поддержал его генерал. – Боевики пристрелили единственного приличного среди них человека? Ну так а чего еще можно ожидать от этих мерзавцев? Сам виноват, знал, с кем связывается.

– Только подать в газеты нашу версию надо с фотографической точностью, затем чтоб уши не вылезли.

Коттен внутренне улыбнулся. Штабс-ротмистр, выросший из примеченного им в девятнадцатом, в Курске, фотографа сыскной полиции, тоже числился его креатурой. Михаил Фридрихович с некоторым удивлением узнал спустя несколько лет после перевода смышленого парнишки в Корпус, что до Сыскной тот окончил Харьковское художественное училище и, переведясь в жандармы, продолжал заниматься живописью, хотя и под псевдонимом. «Филер», кисти тогда еще поручика Дейнеки, висел у генерала в приемной. Вид знаково-плакатной и одновременно монументально лаконичной картины, совершенно не вписывающейся в принятый консервативный стиль учреждения, посетителей, как правило, повергал в забавляющую Коттена растерянность.