В бездне времен. Игра на опережение - Алексей Рюриков

* * *

Покушение явилось лишь одной из серии акций, спустя сутки прогремел взрыв нефтяных складов в Мемеле. Остальные эксы удалось предотвратить, социалисты традиционно насыщались агентурой достаточно плотно. Власть реагировала на смерть члена правящей династии свирепо. Закрывались лишь тремя годами ранее разрешенные либеральные газеты, запрещалась деятельность легальных социалистических партий. Разгон левой оппозиции шел в нарушение всех законов и установлений. Повод имелся весомый, практически сразу из донесений внедренных в эмигрантские круги агентов, близких к самому главе «боевки» Савинкову, стало известно, что покушение на Великого князя затевалось в расчете на то, что в автомобиле будет и его жена. Старшая дочь Николая II, Ольга, «серый кардинал» российской политики, за последние годы ставшая второй, после императора, ключевой фигурой в России. Последнее обстоятельство, известное, в общем, многим, жизнь жандармам ныне только осложняло, вызывая и у царского окружения, и у теряющейся в догадках общественности неприятные вопросы.

Уже поползли слухи о том, что убийц покрывают сверху, что Бориса Владимировича приговорила сама княгиня. Резоны для сплетен имелись, супруги давно жили отдельно, брак вообще изначально во многом был формальностью, страховкой царя, обеспечивающей любимой дочери поддержку и опору на случай ожидаемых тогда, в далеком четырнадцатом, покушений на самого Николая II. После эсеровского теракта, унесшего в 1913 году жизнь жены и наследника императора, царь был внутренне готов к смерти от рук террористов. И оставить дочь одну, без поддержки не хотел. А Борис Владимирович стоял в очереди наследников трона первым, в случае смерти императора корона переходила к нему. Николай знал, что ни о какой любви в этом союзе говорить не приходится, князь не собирается расставаться с веселой жизнью, Ольга против этого решения… но было бесспорно и то, что Борис, несмотря на все свои недостатки, цесаревну не бросит ни в каких обстоятельствах. Что, собственно, и стало решающим аргументом.

Детей у них не было. После войны и усмирения внутрироссийских бунтов супруги, сохранив формально семью, разошлись. Великий князь жил в своем роскошном, обставленном в английском стиле особняке в Царском Селе, а княгиня… Княгиня не расставалась с отцом и управляла страной. Теперь в высшем обществе ее называли «Ольга II», сочетая в намеке память о первой «Ольге», киевской княгине, и «Второй» Екатерине, Великой, императрице позапрошлого века.

Известие о том, что мишенью боевиков представлялась именно любимая дочь, ближайший и главнейший советник, побудило Николая вспомнить недавнее, по праву закрепившее за русским царем прозвище «Кровавый» прошлое, развязав руки Жандармскому корпусу и настаивая на предельной беспощадности. Репрессий таких масштабов в России не видели уже лет пять, со времен подавления чуть не разваливших империю бунтов, называемых то «второй русской революцией», то «малой гражданской». И главным орудием правительственного террора выступала, разумеется, охранка. Не сумевшая предотвратить акцию и теперь смывающая промах чужой кровью. Политическая полиция империи, Охранный Департамент Отдельного корпуса жандармов. Последние полтора десятка лет пребывающий неизменным местом службы полковника Гумилева.

* * *

Кроме сводок о ходе расследования, Гумилев отслеживал для генерала общую ситуацию в России. Коттен понимал – как только пройдет шок от убийства, уцелевшие левые всех мастей, и в России и за границей, поднимут безобразный вой по поводу репрессий. Среди растущего в России с конца прошлого века слоя интеллигенции почиталось просто неприличным поддерживать монархию, в чести пребывала республика. Порядочные, далекие от радикальных суждений, вполне преуспевающие дельцы, врачи и профессора передавали подполью деньги, устраивали конспиративные квартиры, хранили нелегальную литературу и оружие. Вовсе не задумываясь о том, что ждет их в случае победы так ярко, умно и увлекательно рассуждающих о свержении самодержавия, победе коммунизма и демократии, создании республики трудящихся, пропагандистов.

Когда после войны эти милые, романтичные и интеллигентные социалисты вышли на улицы вместе с тем самым народом, воспеваемым добропорядочной общественностью, либералы содрогнулись и восхотели городового под окном. Но сейчас, спустя почти десять лет, выросло новое поколение. Забывшее об устроенной «восставшими массами» резне и мечтающее все о тех же «свободах». И внутренне готовое повторять самоубийственные поступки предшественников.

Настроения крестьян и рабочих успокоением можно было назвать лишь условно. Если красные агитаторы снова появятся в рабочих кварталах и сельских домах, их лозунги снова встретят восторженное одобрение. Не у всех и даже не везде, но и части хватит для новой вспышки. Подобное развитие событий представлялось возможным и смертельно опасным. Воспоминания о кровавой смуте недавних лет оставались совсем еще свежими, а риск повторения откровенно пугал.

Для начала согласованной антиправительственной акции левым нужен был только организатор. Российский лидер, умеющий действовать под жесточайшим давлением и не связанный с эмигрантами, последних воспринимать всерьез не будут еще долго.

На легальном положении такой оставался один. Джугашвили. Впрочем, в охранке его больше помнили под кличками «Коба» и «Сталин», нервов он попортил жандармам изрядно. По последним данным, Джугашвили готовился к выступлению, собираясь использовать ответ властей на акцию террористов для удара по власти же. Услышать с парламентской трибуны обвинения в нарушениях закона и слухи, которые после того как их озвучит гласный Думы, немедленно станут для многих истиной, о причастности к теракту царской семьи… С учетом не решенных, лишь временно загнанных внутрь болячек, вызвавших еще не так давно революцию, после подобных речей страна имеет шанс снова упасть в кровавую круговерть. Обеление подпольных леваков, травля династии и российской власти в целом немедленно повлекут восхищение «героизмом» подпольщиков, вновь предстающих доблестными борцами с закоснелым и тираническим самодержавием. Все это уже проходили неоднократно.

* * *

Рапорт с подобными соображениями лег сегодня на стол генерал-лейтенанта фон Коттена. Прочитав о готовящемся цикле выступлений вождя легальных левых, начальник охранки поднял взгляд на Гумилева:

– Снова Коба?

– Точно так.

– Зацепить его не за что, даже сейчас, – вздохнул генерал. – В прошлом крупный большевик – так он этого и не скрывает. До войны неоднократно судим, как выражаются в народе, «за политику», но последний раз наказание отбыл, призван в армию зимой шестнадцатого.

– Да, фронтовик, – согласился Николай Степанович. – Подвигов особых не совершал, но повоевать на турецком фронте успел, получил под конец войны солдатского «Георгия».

– Тогда давали почти всем окопникам, – усмехнулся Коттен. – Победители должны награждаться. А после войны он аресту не подвергался, когда начались возмущения, точно просчитал, что разрозненные выступления обречены на провал, выступал за парламентскую дискуссию. Не просто уцелел, даже популярность приобрел. Партию свою в двадцать восьмом создал, правильно?