Наш человек в Киеве - Евгений Львович Зубарев

дождя коммунист Андрей, без зонтика, но, слава богу, и без красного флага. Я открыл дверь пошире, приглашая его войти к себе в комнату. Алёна демонстративно осталась в коридоре ждать, когда опасный гость уберётся вон, но дверь деликатно прикрыла.

В комнате Андрей неловко замер посреди, но присаживаться на стул или кровать категорически отказался.

– Я только два слова вам сказать пришёл. На аллее Героев появились листовки от киевского подполья. И фотографии Олеся Бузины. Их, конечно, сорвут сейчас дворники. У вас есть полчаса примерно, чтобы успеть все это зафиксировать для мирового сообщества.

Я включил компьютер и дружелюбно протянул к Андрею руку, приглашая присесть хотя бы на то время, что я ищу информацию в Сети. Он упрямо остался стоять, сверля меня взглядом.

В поисковиках тут же вывалилось много чего интересного:

«Журналист и писатель Олесь Бузина был застрелен украинскими нацистами 16 апреля 2015 года в Киеве возле собственного дома. Незадолго до этого был убит депутат Верховной Рады от „Партии регионов“ Олег Калашников. Этим преступлениям предшествовала публикация в открытом доступе депутатом Верховной Рады, советником главы МВД Украины Антоном Геращенко личных данных Калашникова и Бузины. Спустя два месяца после убийства глава МВД Украины Арсен Аваков заявил о задержании двоих подозреваемых по делу – Андрея Медведько и Дениса Полищука, неонацистов из батальона „Азов“. Оба подозреваемых находились под стражей, но в конце 2015 года были отпущены под домашний арест, а сейчас находятся на свободе, освобождённые от каких-либо обвинений».

– А где сейчас обвиняемые в убийстве Бузины? – спросил я, придерживая коммуниста за рукав потёртой джинсовой куртки.

Андрей ударил меня по руке, отстраняясь:

– Спешите! – сказал он свистящим трагическим шёпотом.

Я открыл было рот, но Андрей сразу же развернулся и пошёл на выход.

Я всё-таки кинул вопрос вдогонку:

– Что мне написать? От имени какой организации проведена эта акция?

– «Сопротивление». Антифашистское сопротивление, организация, которая борется против украинских фашистов. Как раньше во Франции. Чтоб весь мир знал, что у нас ещё есть «Сопротивление», – бросил он через плечо, торопливо протискиваясь мимо Алёны Григорьевны.

Алёна всплеснула пухлыми ручками, потом зажала себе рот и страшно пучила глаза на меня всё время, пока Андрей выбирался на улицу. Захлопнулась дверь.

– Как он меня нашёл, Алёна Григорьевна? – спросил я её с максимально нейтральной интонацией. Но она, конечно, всё равно обиделась.

– Я никому ничего не говорила, если вы об этом меня спрашиваете, – ответила она сухо, поджав губы и глядя в сторону.

– Я вас ни в чём не упрекаю, Алёна Григорьевна, – мягко сказал я. – Просто для себя хочется понять, насколько я тут инкогнито, понимаете? А то как-то глупо это всё выглядит, моя эта маскировка, конспирация и прочее, что я изображаю, когда выхожу на улицу.

Она хмыкнула и взглянула мне прямо в глаза:

– Вы уж меня извините, Игорь, но мне кажется, нет на Крещатике человека, который не знал бы, что секретный российский журналист из Федерального агентства новостей остановился в апартаментах «Гостевой дом на Бессарабской площади», что на улице Кропивницкого, дом 14.

– У вас будут проблемы? – догадался я.

– У меня? Нет, не будет. Я за вас переживаю. Очень я за вас переживаю, Игорь, – повторила она, и её и без того печальные оленьи глаза опять наполнились слезами.

Я быстро собрался и вышел на улицу.

Мне действительно следовало торопиться: стоило мне дойти до Крещатика, как я увидел впереди колонну поливальных машин и разрозненные группы уборщиков в оранжевых жилетах. Они шли цепью, активно работая мётлами и срывая на ходу объявления со столбов, стен и стволов деревьев.

Я представил себе, что часть коммунальных рабочих могла уже выйти на аллею Героев, и прибавил шагу. Площадь Независимости я уже перебегал, оскальзываясь на мокрых раздолбанных ступенях лестниц, но, когда вышел на аллею, успокоился, потому что понял, что успел.

Первую фотографию Бузины я увидел на стволе каштана перед площадью, а под ней – прилепленную скотчем листовку.

«Пусть убийцы не надеются – никакого прощения не будет! Порошенко! Турчинов! Аваков! Парубий! Яценюк! За убийства русских людей в Киеве, Одессе, Днепропетровске, Харькове, Херсоне, Мариуполе, Донецке, Луганске и других городах вы ответите, и очень скоро! Нацизм не пройдёт! Украина будет свободной от нацизма!»

Внизу я прочитал подпись: «Киевская антифашистская группа „Сопротивление“».

Я огляделся по сторонам. Холодный апрельский дождь распугал обычную местную публику, попрошаек, стукачей СБУ и торговцев, и я быстро достал камеру из пакета, не опасаясь вопросов от фриков.

На следующем дереве тоже висела фотография Бузины и листовка, а ниже эти стволы украшали сувенирные флажки Украины и фотографии погибших на Майдане.

Я прикинул высоту, на которой крепились листовки, и тут же подумал о долговязом коммунисте Андрее. Надеюсь, он хотя бы накидывал капюшон – я насчитал больше десяти уличных видеокамер, многие из которых выглядели весьма внушительно. Такие пишут не просто в HD, а все 4К.

Потом я прошёл дальше, к пешеходному мосту, и там, среди выставленных на гранитном парапете фотографий погибших революционеров, снова увидел фотографию Бузины. Эта фотография была вставлена в деревянную рамку со стеклом, рядом с ней лежали цветы, но также рядом стояли и фотографии идейных противников убитого антифашиста.

Я снова начал снимать, и здесь это привлекло внимание прохожих. Ко мне почти вплотную подошёл паренёк лет двадцати с рюкзачком, по виду – студент. Он посмотрел, что я снимаю, и негромко присвистнул:

– Вот это да!

Он достал телефон и тоже начал снимать фотографию Бузины.

Потом бросил осторожный взгляд на меня и несмело осведомился:

– А вы с какого канала?

Я приложил палец к губам и показал свободной рукой на свою работающую камеру.

Он постоял рядом с минуту, упрямо дожидаясь, когда я закончу снимать, и, когда я выключил камеру, спросил:

– Вы из России, что ли?

– Почему? – опять коротко спросил я.

– А кому ещё нужно это снимать? У нас-то не покажут.

Он подождал моего ответа, но я решил снова промолчать, с преувеличенным вниманием разглядывая на мониторе настройки своей камеры.

Камеру серьёзно залил дождь, и после осмотра я убрал её в пакет, мгновенно превратившись из журналиста в обычного прохожего.

Мой собеседник ухмыльнулся, наблюдая за мной, и покачал головой:

– Вы тут как Джеймс Бонд в тылу врага, да?

Я вздохнул и молча пошёл от него в сторону метро.

Дождь полил ещё сильнее, я набросил капюшон и всю дорогу до метро мысленно возмущался последней репликой студента.

Ну почему он сказал, что я тут как Джеймс Бонд. Ну, что за дурацкий англицизм? Я же здесь