Пепельное небо - Джулиана Бэгготт

— Мне очень жаль, — оправдывается Партридж, — я не хотел…

— Ты думаешь, ты единственный, кто кого-то потерял и хочет вернуться домой? — продолжает кричать Брэдвел в ярости, вены на его висках вздуваются, крылья бешено шелестят за его спиной. — Почему бы тебе не вернуться в свой чистенький маленький Купол и не придерживаться плана — просто издалека благосклонно наблюдать, как мы умираем?

Партридж все еще пытается вдохнуть, но чувствует, что еще чуть-чуть — и он рухнет на землю. Он заслужил того, чтобы его били. Что он наделал? Из-за него пропала Прессия.

— Мне ужасно жаль, — говорит он, — я не знаю, что еще могу сказать.

Брэдвел советует ему заткнуться.

— Прости, — выдыхает Партридж.

— Она рисковала своей жизнью ради нас, — произносит Брэдвел.

— Да, рисковала.

Партридж понимает, что один его вид противен Брэдвелу.

Брэдвел хватает Партриджа за руки и тянет вверх, но Партридж чувствует внезапный прилив гнева и инстинктивно толкает Брэдвела в грудь. Его движение оказывается быстрее и сильнее, чем он ожидал, он почти опрокидывает Брэдвела на землю.

— Я же не специально все это подстроил!

— Если бы не ты, — цедит Брэдвел, — с ней все было бы в порядке.

— Я знаю.

— Я доставил тебя сюда, — говорит Брэдвел, — теперь ты мне должен. Ты должен мне ее. Это наша главная цель. Не твоя мать, а Прессия. Мы должны найти ее.

— Мы? — спрашивает Партридж. — А как насчет твоей прекрасной речи о том, что ты ни с кем не связываешься, потому что ты всегда одиночка?

— Слушай, я помогу тебе найти мать, если сначала мы найдем Прессию.

Партридж колеблется и сам ненавидит себя за это. Может быть, тогда, в склепе, Брэдвел был прав, и лучше действовать в одиночку? Может, так легче выжить? Смог бы он дойти сюда один и куда бы дальше он пошел? Он думает о Прессии. Она бросила сабо в железный бак. Если бы не она, он, вероятно, был бы уже мертв. Может быть, так все и должно быть. Может, это судьба.

— Мы должны найти Прессию, — говорит Партридж, — конечно, должны. Потому что это единственное правильное решение.

— Ее похитили не просто так, — замечает Брэдвел.

— Что? — переспрашивает Партридж.

— Каким образом ты додумался до того, как выбраться из Купола? — спрашивает Брэдвел. — Чертежи? Ты так говорил?

— Первоначальные чертежи здания, — кивает Партридж, — подарок моего отца.

— Дай мне угадать, подарок недавний, да?

— Да, на двадцатилетие службы. А что?

— Чертов чертеж висит в рамочке на чертовой стене!

— А что в этом такого? — спрашивает Партридж, но сразу же понимает и сам, что не так. Он быстро добавляет: — Но я сам все понял про систему вентиляции. Я сам все вычислил, эти три минуты и сорок две секунды.

— А до тебя не дошло, что ты должен был обнаружить этот план?

— Нет, вряд ли. Отец точно не желал, чтобы я сбежал. Ты его не знаешь.

— Неужели?

— Он был не самого высокого мнения обо мне.

— Действительно. И правда, немного смущает, что им пришлось поместить чертовы чертежи в рамочку и даже повесить их на стену!

— Заткнись! — кричит Партридж.

— Это правда, и ты это знаешь, ты это чувствуешь, пусть и в глубине души. Сейчас все обрело смысл. Все встало на свои места, не так ли?

Казалось, мозг Партриджа сейчас взорвется. Это правда. Ему нужны были материны вещи, и он получил возможность достать их. Глассингс много лет просил разрешения на поездку в Архив, а затем совершенно неожиданно наконец получил?

Брэдвел тихо спрашивает Партриджа, стараясь казаться спокойным:

— Как ты наткнулся на Прессию?

— Я не знаю. Она сказала, что убегала от грузовиков УСР. Они были повсюду.

— УСР, — выдыхает Брэдвел. — Господи! Вы оба были овцами, которых пасли.

— УСР? Ты думаешь, они подчиняются приказам из Купола? Они разве не революционеры?

— Я должен был это понять! Даже Веселье, скорее всего, было спланировано. Команды пели, чтобы загнать Прессию. — Брэдвел шагает, пиная камни. — Неужели ты думаешь, что Купол просто так собрался тебя отфутболить? Они все это подстроили. Твой папик позаботился обо всем.

— Это не так, — возражает Партридж. — Я чуть не погиб в лопастях вентилятора.

— Но не погиб же! — восклицает Брэдвел.

— Откуда они узнали, где Прессия? Ее чип не работает, — говорит Партридж.

— Она ошиблась.

— Но что они хотят от нее?

— Я хочу увидеть все, что у тебя с собой, — говорит Брэдвел. — Я хочу узнать все, что знаешь ты. Мне нужно все, что у тебя в голове. Это все, ради чего ты мне нужен, понимаешь?

Партридж кивает.

— Хорошо. Я помогу тебе.

Из своей комнаты Лида видит лица девушек, выглядывающих в небольшие прямоугольные окна слева от дверей. Она лежит здесь дольше всех. В этом крыле люди появляются и задерживаются лишь на один день, а затем исчезают. Куда? Лида не знает. Санитарки называют это переездом. Когда они приносят Лиде еду на подносе, они говорят что-то о ее переезде. Всем интересно, почему ничего не меняется. Некоторые спрашивают шутя:

— Почему ты все еще здесь?

Это загадка для них, но они не имеют права задавать вопросы. Кто-то из них знает о ее связи с Партриджем. Некоторые даже понижают голос и спрашивают о нем.

Одна из санитарок как-то задала вопрос:

— Зачем ему нож?

— Какой нож? — переспросила Лида.

Нечеткие, кажущиеся бесплотными лица девушек в жестких прямоугольниках окон других палат — всего лишь один из способов следить за течением времени. Скоро придет новая девушка. Потом ее место займет следующая. Иногда они уходят на терапию и затем возвращаются, а иногда — нет. Их бритые головы блестят, глаза и носы опухшие и влажные от слез. Девушки смотрят на нее и видят кого-то другого. Кого-то, кто не потерян, а застрял. Они смотрят на нее умоляюще. Некоторые девушки пытаются жестами задавать вопросы. Но это практически невозможно. Санитарки делают обход и стучат своими дубинками по дверям. Прежде чем язык жестов успевает усовершенствоваться, девушки исчезают.

Сегодня, однако, одна из санитарок приходит внеурочно, не во время обеда. Она открывает дверь и говорит:

— У тебя будет работа.

— В каком смысле? — спрашивает Лида.

— Вроде терапии. Ты будешь плести коврики для сидения.

— Хорошо, — говорит Лида, — я буду плести их здесь?