Пепел и пыль - Ярослав Гжендович

Я смотрел, как она неуклюже поднимается с земли, на две обожженные дыры в белом балахоне и на небольшие отверстия в ее груди, из которых неуверенно и медленно вытекала черная, отсвечивающая рубином кровь.

Ей удалось подобрать колени и встать. Подняв покрытую неоново-красным руку, она показала ее Плакальщику.

– Я сама освободилась, Пресвитер! Я заплатила тебе и заплатила ему! Заплатила мой обол!

– Нет! – крикнул монах скрипучим старческим голосом.

Нас окутал туман, ведьма вдруг развела руки и исчезла в ударившем в небо столбе яркого света.

Я опустил стволы.

Вокруг меня, гудя, пылало пламя из терновых ветвей, а за огненным кругом стояли кольцом Плакальщики: неподвижные, скрытые под капюшонами, будто статуи из черного базальта.

– Где книга?! – прорычал самый крупный. – Отдай ее и покайся, грешник! Спаси хотя бы часть души!

Я понятия не имел, о чем он.

Четверо вышли из круга и двинулись ко мне. С четырех сторон.

В прошлый раз я едва пережил встречу с одним. Сегодня их было пятеро.

Но сегодня я сам был призраком, а в моих жилах пылал огонь.

Я убил первую женщину, которую полюбил за очень долгое время. Я был от нее без ума, а она оказалась лишь приманкой. Ее не существовало. Она была чем-то совершенно иным, тем, что продало меня чудовищам, и я ее убил. Вот только я еще это не до конца осознал. Пока чувствовал только ярость, и это меня спасло.

Вскочив на пылающий помост со столбом, окруженный кольцом гудящего пламени, я оттолкнулся от него и прыгнул сверху на ближайшего Плакальщика, столкнувшись с ним как с гранитным изваянием. Он схватил меня будто анаконда, но не выдержал удара, и мы оба свалились наземь. Перекатившись поверх него, я несколько раз ударил вслепую тесаком. Похоже, это помогло – я услышал громовой звериный рев. Он поднялся, продолжая держать меня за шею, и, все так же рыча, пытался заблокировать мне руку. Выбросив вперед руки, я заблокировал ему снизу локти, притянул его к себе и ударил лбом в отверстие капюшона, во тьму, туда, где должно находиться лицо.

Не знаю, куда я попал – впечатление было такое, словно я ударил лицом в миску ледяной ртути. Он отпустил меня, и тогда я с размаху вонзил клинок глубоко в окутывавшие его тряпки, одновременно тонкие как паутина и твердые как сталь. Его рев сменился пронзительным визгом, какой издает свинья под ножом мясника. Он рухнул наземь, подбросив меня на метр в воздух, и я почувствовал, как под моей спиной трескается на куски толстая гранитная плита надгробия.

Подобный удар должен был превратить мое тело в мешок с кишками и переломанными костями, но вместо этого надгробие разлетелось, словно гипсовая подделка.

Даже ощущение оказалось не сильнее чем от удара боксерской перчатки. Сегодня я был сама ярость. И я примирился с тем, что меня нет в живых, впрочем, меня это не особо волновало. Я поднялся с надгробной плиты, разбрасывая вокруг осколки гранита.

Тот, с которым я сражался, лежал на земле, будто пустая одежда, клубок черных помятых тряпок. Ко мне уже несся другой, но его движения не были мгновенными и размытыми, как тогда во дворе монастыря. Он просто бежал, хоть и быстро. Я прыгнул в его сторону, что удивило противника – он наверняка полагал, что я побегу прочь. Нырнув под его рукой, я метнулся вперед, где посреди каменного двора, в круге света от костров, лежал мой черный обрез.

В мою ногу вцепились похожие на стальные клещи пальцы. Я упал ничком, но успел подползти ближе и ухватиться за ореховую древесину рукоятки, выпиленной из остатков когда-то прекрасного приклада.

Я перевернулся на спину, и тогда он, захихикав, наступил мне на грудь словно слон.

– Где книга?! – раздалось в очередной раз откуда-то сзади. – Избавь себя от мучений и не тони дальше!

Державший меня Плакальщик протянул к моему лицу руку, которую внезапно охватило пламя, будто он окунул ее в бензин. Я поднял дрожащий обрез, но Плакальщик не обратил на него внимания. Он был далеко не дурак и видел, что я выстрелил в ведьму из обоих стволов, а также то, что мне не представилось шанса перезарядить оружие.

– Пеккатор! – пронзительно прошипел он.

Он схватил меня за лицо пылающей ладонью. Я услышал треск горящей бороды, шипение обожженной кожи, ощутив чудовищную боль и еще бóльшую ярость.

Я нажал на оба спусковых крючка, едва он успел ко мне прикоснуться.

Сегодня я был воплощением гнева. В моих жилах пылал напалм.

А за мной шагал огонь.

Во дворе эхом отдался двойной выстрел, монах подскочил на метр и рухнул навзничь. Его капюшон исчез в облаке неоново светящейся рубиновой крови.

Вскочив на ноги, я бросился через кладбище, перепрыгивая через надгробия как через садовые скамейки. Мир выглядел причудливо, слегка размыто и чересчур контрастно: я видел парящие в воздухе зернышки гравия, вылетавшие из-под моих ботинок.

Монахи мчались за мной, будто подхваченные ветром клочья черной пленки. Я обернулся, поднял обрез – и их тотчас как ветром сдуло. Они исчезли, прячась за надгробиями и присев за мраморными фигурами, – уже поняли, что это не охотничья двустволка двенадцатого калибра.

* * *

Мы не на охоте. Мне не нужны гильзы, заполненные бездымным порохом, с неповрежденными капсюлями, пыжом и пулями. Это воплощение боевой составляющей моего разума. Я заменяю заряды, наполненные демоном. Когда он пленен внутри или лишится части энергии. Это не просто обрезанное ружье, переделанное из английской двустволки фирмы «Стэнвелл и Норбертс», а Ка оружия. Оно может выглядеть как финский нож, покрытая знаками кость или обрез. Это воплощение моего разума.

Я выстрелил один раз в сторону ближайшего надгробия. Бетонная ангелица, воздевшая к небу руки и лицо с выражением подозрительно сладострастного экстаза, внезапно лишилась головы, окутавшись облаком пыли, и свалилась на того, кто прятался за могилой.

Не сегодня.

Перепрыгивая через стену, я успел лишь увидеть, как самый крупный из монахов, не потрудившийся сделать и шага со двора, высвобождает руки из рукавов и разводит их в стороны, а из-за его спины один за другим выбегают невероятно исхудавшие псы, мумии доберманов, держащиеся только благодаря стальным скелетам.

Они оказались за стеной, когда я был уже на дороге.

Дважды выстрелив, я попал в одного, превратив его в облако черного дыма, будто каплю туши в молоке. Черная струя исчезла, всосавшись в ствол, и я ощутил отдачу. Переломив оружие, придержал пальцем нетронутый заряд, позволив ледяной, покрытой инеем гильзе отлететь в коляску мотоцикла.

Развернувшись, я помчался в сторону дома, вздымая тучи пепла. Лишь тогда до меня начало доходить, что произошло.

Я ехал домой.

Единственное, что я чувствовал, – отчаяние. А изнутри меня пожирало пламя.