Стеклянные дети - Елена Ронина

Кирилл мгновенно посерьезнел.

– Инга, не только в детях, это точно. Быть счастливым – это работа. Удивляешься? Недавно прочел в одной статье высказывание немецкой ученой Эдит Штайн. Слышала о такой?

– Нет.

– Она войну прошла, много чего в жизни повидала. Так вот, мне очень понравилось то, что она сказала. «Задача каждого человека – прийти к самому себе».

Инга достала из сумочки зеркальце.

– Прости, я, наверное, ужасно выгляжу, – она улыбнулась Кириллу. – Так, значит, Эдит Штайн, и что же?

– Польская еврейка. Сначала изучала философию, потом ушла в религию. Причем в католичество. Она пыталась разобраться в чужом сознании, узнать, что чувствует человек, когда испытывает боль, страдание. Она преподавала в Мюнстере, в Высшем германском научно-педагогическом институте, до тех пор, пока Гитлер не запретил евреям занимать любые общественные должности. Страшная трагедия, между прочим. Немецкую, вернее, еврейскую интеллигенцию выкидывали на улицу, отбирали бизнес, увольняли повсеместно. Эдит решила уйти в монастырь, такой вызов обществу. Но свои научные изыскания не прекращала. Католические монастыри другие, там можно заниматься наукой, да, собственно, любой деятельностью, которая тебе по душе. Именно в монастыре были написаны важные статьи, которые до сих пор известны в теологии. Жизнь ее была трагичной, в итоге Эдит погибла в газовой камере концлагеря. Понимаешь, Инга, она как раз много писала о страданиях, предлагала их принять, изучала их историю. В итоге сама приняла все страдания.

Кирилл достал платок и, приобняв Ингу, вытер ей слезы.

– К чему я это все. Никогда не надо думать и предполагать про то, какая жизнь без детей. Дети у женщины должны быть, так природой предначертано. Это не надо ставить во главу угла, но про это не надо забывать и к этому нужно идти. Завтра я тебе покажу нашу лабораторию. Мы там занимаемся ЭКО. Слышала про такое?

– Да, конечно, только я этого для себя не хочу.

– Почему?

Инга слегка напряглась, у женщины тут же высохли слезы.

– Ты только не подумай, что я тебя тут на что-то уговаривать собираюсь. Ни в коем случае. Мне просто интересен другой взгляд. Только давай сегодня не будем про это, хорошо? Мне очень хочется, чтобы ты просто отдохнула, подышала морским воздухом, вкусно поела. Договорились?

Инга улыбнулась в ответ. Михалыч уже сервировал стол тяжелой фаянсовой посудой коричневого цвета. Не сказать, что красивой, скорее, наоборот, немного побитой, немного почерневшей, но от этого еда казалась еще более аппетитной.

– Все сегодняшнее, утренний улов. Все свежайшее. Кушайте, кушайте.

Инге было невероятно тепло и от этого ласкового «кушайте», и от странного доктора, как он сам подчеркивал, акушера-гинеколога, который опять вселяет в нее надежду, но говорит об этом так спокойно-буднично, совершенно по-другому расставляя акценты. А еще она поняла, что рядом сидит сильный красивый мужчина, который забирает сейчас всю ее боль, предлагает крепкую ладонь, на которую хочется опереться. Вложить в нее свою маленькую ладошку и уже больше никуда отсюда не уходить. О чем это она? В Москве ее ждет муж, у Кольцова нормальная счастливая семья. Она просто пациентка для него. Или все-таки нет? И в этот момент ей ужасно захотелось, чтобы было «все-таки нет». Она видела взгляд мужчины, это не был взгляд доктора. Это был взгляд чувственный и многообещающий. Ищущий ответного чувства. Инга готова была ответить.

А Кирилла действительно вдруг захватило чувство невероятной нежности к этой женщине. Он так хорошо понимал ее состояние, как будто это был его ребенок, его жена. Или его судьба? Редко, когда так начинаешь чувствовать человека. Не просто читаешь его, а испытываешь те же самые эмоции, те же страхи, те же страдания. Он не зря вспомнил ту немецкую медсестру-кармелитку. Статья, которая попалась ему на глаза, была просто прочитана, он не очень глубоко проникся, и вдруг он так явно понял, о чем шла речь. «Задача каждого человека – прийти к самому себе». В работе он себя нашел. А вот в личной жизни?

Майка всегда была для него не то чтобы закрытой книгой, а книгой, которую читать неинтересно. Это была его жена, его семья, но не интересная для него литература. А вот Инга – интересная. Как хочется вместе с ней по жизни читать эту книгу, идти вперед, взявшись за руки. Кирилл смотрел в усталые глаза сидящей перед ним женщины и находил в них те же самые мысли и некоторый восторг от той химии, которая их окутывала.

В углу, рядом с барной стойкой, заиграла гитара. Музыка объединяет, добавляет чувства и романтики. Эти двое даже не сразу заметили молодого гитариста. Да он и не очень обращал на себя внимание. Так, что-то наигрывал, перебирал струны, периодически откладывал гитару в сторону, отпивал пиво из высокой кружки, что-то обсуждал с Михалычем, негромко смеялся, а потом опять играл, проникая в самую душу, еще больше укрепляя тех двоих в их неясных помыслах.

35

Они договорились, что Инга сама придет к нему в лабораторию к пяти часам. С утра женщина наконец-то отправилась гулять по городу. Она давно хотела побывать в Феодосии. И дело было даже не в море и климате и не в многочисленных архитектурных памятниках, коих было в городе достаточно. Все-таки – такая история! И Глеб как раз намеревался посетить и Генуэзскую крепость, и Башню святого Константина, конечно же, музей Айвазовского. А вот Ингу интересовал Грин. Грин и Цветаева. Она никак не могла решить, с какого музея начать, с музея Александра Грина или сестер Цветаевых? Решила все же с Грина. Спасибо сестрам Цветаевым. «В любимой Грином Феодосии, в доме, где он жил, открыт волшебный музей… Музей парусников и шхун, где из угла выступает нос корабля, где живут морские фонари, канаты и подзорные трубы, унося с собой посетителей в карту Гринландии с новыми мысами и проливами, с городами Гель-Гью, Лисс, Зурбаган…» (Анастасия Цветаева). Как же после таких строк не загореться идеей скорее идти в музей! Ну и, конечно же, не хотелось разрушать тот романтичный настрой, который окутал ее вчера.

Увидев бригантину на Доме-музее Грина, сразу поняла, что решение было верным. «Я поселился в квартире правого углового дома улицы Амилего, одной из красивейших улиц Лисса. Дом стоял в нижнем конце улицы… за доком, – место корабельного хлама и тишины, нарушаемой, не слишком назойливо, смягченным, по расстоянию, зыком портового дня» («Бегущая по волнам»). Наверное, все же Александр Грин рассказывал здесь о себе, о квартире, где он поселился в сентябре 1924 года и прожил несколько лет, где были написаны лучшие его книги.

Романтик, творец с непростой судьбой, непонятый, неоцененный, в какой-то момент просто голодавший. Музей, созданный с любовью и с глубоким смыслом, рассказывающий о писателе и человеке, о судьбе и творчестве. Все мы родом из детства. А можно сказать, из книг детства. Что вы читали в детстве? Какие книжки любили? Может быть, именно здесь заложены первые кирпичики характера и судьбы. Для Грина первой книжкой стало «Путешествие Гулливера». Наверное, это и определило что-то в дальнейшем. Инга ходила по залам, рассматривала шхуны и паруса и погружалась в сказочный мир грез, где все желания исполняются. Главное – очень верить. И в голове крутились слова, которые знала наизусть с юности: «Не знаю, сколько пройдет лет, но однажды настанет день, когда расцветет одна сказка, памятная надолго. Однажды утром в морской дали под солнцем сверкнет алый парус. Сияющая громада алых парусов белого корабля двинется, рассекая волны, прямо к тебе. Тихо будет плыть этот чудесный корабль, без криков и выстрелов; на берегу много соберется народу, удивляясь и ахая: и ты будешь стоять там. Корабль подойдет величественно к самому берегу под звуки прекрасной музыки; нарядная, в коврах, в золоте и цветах, поплывет от него быстрая лодка. Он посадит тебя в лодку, привезет на корабль, и ты уедешь навсегда в блистательную страну, где всходит солнце и где звезды спустятся с неба, чтобы поздравить тебя с приездом».