Он сказал / Она сказала - Эрин Келли
Шрифт:
Интервал:
– Мы не знали, что за нами наблюдают. Моя подружка нас подловила.
– Мне бы так.
Я поправила рамку и, сделав несколько шагов на кухню, бросила в чашки с кипятком два чайных пакетика.
– Когда станет известно, приняли апелляцию или нет?
– Скорее всего, через пару месяцев, вряд ли раньше.
– Ладно. Ты знаешь, где меня найти.
– Знаю. – Бесс обвела взглядом нашу квартирку, будто пытаясь запомнить как следует.
Кит прошел из ванной в спальню и спустя несколько минут появился на кухне, уже одетый. Джинсы, кеды «Адидас», толстовка – современный вариант куртки лесоруба с залатанными локтями. Он схватил со стола тост и сунул его в рот.
Бесс взяла другую фотографию, на которой был запечатлен городской пейзаж – кусочек радуги над автомобильным шоссе в семь полос.
– Где вы ее купили?
– Это Кит снял.
– Правда? На что снимал? Я немного разбираюсь в фотографии, сама снимала для художественного фонда.
– На старый «Никон прайм», – ответил Кит, наконец-то оттаяв. – Они вышли из моды, но я их люблю до сих пор.
– Хороший аппарат, – согласилась Бесс. – А телеобъектив есть? Для съемки неба.
– Куплю, когда разбогатеем.
Что ж, не слишком-то вежливо, но хотя бы в открытую не грубит.
– Лора, собирайся, а то опоздаем.
Я приняла душ за полторы минуты, затем отыскала более-менее чистое платье и убрала волосы в пучок. Кит уже спускался по лестнице.
– Идем? – бросила я Бесс через плечо, обуваясь.
– А мне можно в душ? – спросила она.
Я взглянула на часы. Без десяти девять. Времени в обрез.
– Я сама выйду, без проблем!
Секунду я колебалась. Я бы ни за что не оставила незнакомого человека в квартире, но тут решила, что наша дружба просто развивается по ускоренному варианту.
– В ванной на двери запасное полотенце, повесишь потом на сушилку.
Я догнала Кита на входе в метро.
– А где Бесс?
– Душ принимает.
Он выразительно приподнял бровь.
Я вернулась домой в полшестого. Оказалось, что Бесс убрала в квартире, причем так тщательно, что я сперва решила, будто она сделала перестановку. А взглянув на книжные полки, я поняла: они на прежнем месте, только смотрятся по-другому. Чище и как-то ровнее, что ли. Почему-то полки зацепили меня больше, чем сияющие стекла очков и аккуратно заправленная постель. Подумалось, что Бесс брала книгу за книгой и читала, пытаясь тем самым узнать о нас как можно больше. В шесть пришло сообщение: «Ничего, что я Золушкой поработала? Мне хотелось как-то вас отблагодарить. За все». «Не стоило, но все равно спасибо», – набрала я в ответ.
Кит вернулся поздно с целым ворохом эссе в рюкзаке на проверку. Он решил, что уборка – моих рук дело, извинение за то, что притащила Бесс. Я не стала его разубеждать.
ЛОРА
20 мая 2000-го
В те времена найти меня было проще простого. Лэнгриш – редкая фамилия. Когда пришло письмо – яркий конверт на коврике под дверью, – я тут же обо всем догадалась. Не только о том, откуда оно – штемпель сказал, что отправлено оно из тюрьмы Уормвуд-Скрабс, – но и о содержании. У него только одна причина писать мне.
Дорогая Лора!
Пишу вам из камеры в Уормвуд-Скрабс. За стеной сидит маньяк-педофил. На прошлой неделе он угрожал охраннице лезвием, вплавленным в ручку старой зубной щетки. Такая вот обстановка, такие вот люди, среди которых, по вашей милости, мне приходится жить. Я держусь лишь по одной причине, кроме того, что снаружи меня ждут семья и Антония. Я знаю, что не заслужил этого заключения. Меня совершенно точно выпустят, когда будет восстановлено мое честное имя.
За что, Лора? Никак не могу понять, зачем вы солгали под присягой. Мне прекрасно известно, что вы не слышали, как девушка, которая меня обвинила, говорит «нет». Пускай вам удалось одурачить присяжных и прокурора, но мы-то с вами знаем правду. И как вам с ней живется?
Уверен, рано или поздно мы снова встретимся в суде, и тогда мой адвокат раскроет вашу ложь. Не лучше ли сразу позвонить в полицию или любому из моих представителей и привести ваши показания в соответствие с истиной? Понятное дело, последствий не избежать. Но вряд ли место, куда вас направят, будет столь же мрачным, как моя тюрьма.
Я буду писать вам. Чем больше я буду писать – а времени у меня предостаточно, – тем тяжелее будет груз на вашей совести. Я видел вас в Корнуолле и в суде. Я способен распознать пылкость и принципиальность, но мне жаль, что эти качества привели вас к ложным выводам. Взываю к вашей совести. Прошу вас, признайтесь, что солгали, и верните мне свободу.
Я со всего размаху села на ступеньки. Прежде всего меня возмутила его спесь. В уверенном тоне письма сквозило опасное обаяние Джейми. Наверняка он что-то нарушает, пытаясь связаться со свидетелем. Позже на той неделе я позвонила тайком в Общество защиты свидетелей и выяснила, что подобные вещи происходят куда чаще, чем принято думать. Запугивать свидетеля – это преступление, но Джейми слишком умен, чтобы угрожать. Должно быть, он понимал: я боюсь последствий того, что вскроется моя ложь, и не отнесу его письмо в полицию. Я разузнала, что письма из тюрем проверяют выборочно, ищут только намеки на передачу наркотиков или на побег. Если бы проверяли письма всех заключенных, думаю, он вскоре прекратил бы мне писать. Наверное, если бы я его письма сохранила, это помогло бы доказать, что он пытается запугать меня – очень уж частыми и длинными они были, но в то время я хотела поскорее избавиться от них, чтобы случайно не увидел Кит.
Я открыла дверь на улицу и вышла, задвинув за собой защелку. Босиком на цыпочках перебежала грязный тротуар района Клэпхем-Коммон и бросила письмо в урну. Оно упало между бумажным стаканчиком и газетой. Все выходные меня жгло изнутри осознание, что письмо еще там. Ощущение не отпускало до утра вторника, пока не приехал мусоровоз. С балкона я наблюдала, как мужчины в спецовках опустошают урну. И вроде бы даже видела, как листок желтой бумаги, броский, словно ложь, мелькнул в пасти контейнера, медленно жевавшей неприятную истину.
КИТ
19 марта 2015-го
С видео я облажался, поэтому нужно успокоить Лору. Придумать что-то вроде возвращения домой с цветами и шампанским. Она часто жалуется, что мне не хватает романтической жилки.
В ролике Даррена показали две моих приметы. Первая – футболка Чили’91. Она лежит скомканной в боковом кармане моего рюкзака, не стану ее вынимать до самого Лондона. Вторая – рыжая борода, по которой меня легко опознать даже в стране викингов. Лучше бы от нее избавиться. Так я и оказался в парикмахерской «Принцессы Селестии», ужасной затхлой комнате, пропахшей шампунями и прочей химией. Здесь одна-единственная раковина, и выемка для шеи выглядит ничуть не симпатичней плахи. Пожилая дама в ортопедических туфлях с пальцами, унизанными бриллиантами, листает журнал «Хелло», сидя под старомодным колпаком для сушки волос.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!