Психология влияния. Как научиться убеждать и добиваться успеха - Роберт Б. Чалдини

Розенталь, бывший репортер, получивший в свое время Пулицеровскую премию, не мог оставить без внимания такую историю. Он дал задание репортеру исследовать «точку зрения стороннего наблюдателя» в случае с Дженовезе. Спустя неделю «Таймс» опубликовала большую, на всю страницу статью, вызвавшую шквал споров и предположений. Несколько первых абзацев той статьи задают тон и значимость раскрываемой истории:

Более получаса тридцать восемь респектабельных, законопослушных граждан Квинса наблюдали, как убийца трижды атаковал женщину и наносил ей удары ножом.

Дважды звук их голосов и внезапное появление света в окнах спален приостанавливали и отпугивали убийцу. Но каждый раз он возвращался, находил свою жертву и наносил ей очередной удар ножом. Ни один человек не позвонил в полицию во время этого вооруженного нападения; лишь один свидетель набрал номер телефона, когда женщина была уже убита.

Это произошло две недели назад. Но помощник главного инспектора Фредерик М. Луссен, главный детектив этого района, 25 лет занимающийся расследованиями убийств, до сих пор в шоке.

Он может поведать о многих убийствах. Но это убийство непостижимо даже для него – и не из-за самого факта убийства, а потому что никто из этих «добропорядочных граждан» не пожелал позвонить в полицию.

Шок и замешательство испытал не только главный инспектор Луссен, но и все, кто узнавал о деталях этой истории, – полицейские, журналисты и читатели. Сначала шок, потом замешательство.

Как могли 38 «добропорядочных граждан» остаться безучастными при этих обстоятельствах? Никто не мог этого понять. Даже сами свидетели убийства были озадачены. «Я не знаю, – говорили они один за другим. – Я просто не знаю». Некоторые предлагали сбивчивое объяснение своего бездействия. Например, два или три человека сказали, что были «испуганы» и «не хотели вмешиваться». Однако эти оправдания выглядят неубедительными: простой анонимный звонок в полицию мог бы спасти Кэтрин Дженовезе. При этом не возникло бы никакой угрозы для безопасности свидетеля в будущем или же для его личного времени. Нет, ни страх наблюдателей, ни их нежелание усложнять свою жизнь не объясняют их бездействие; в ту ночь происходило еще нечто такое, о чем они даже не догадывались.

Само по себе замешательство – не тема для новостей. Поэтому в прессе и в других средствах массовой информации – нескольких газетах, телевидении, журналах – давалось такое возможное на то время объяснение: свидетели, не отличаясь от всех нас, не пожелали вмешиваться. Мы становимся нацией эгоистичных, бесчувственных людей. Трудности современной жизни, особенно жизни в крупных городах, ожесточили нас. Мы становимся «холодным обществом», бесчувственным и безразличным к тяжелому положению наших сограждан.

В поддержку этой интерпретации газеты стали регулярно печатать сообщения, где детально описывались различные виды общественной апатии. «Таймс» же и дальше в своих многочисленных публикациях развивала тему апатии. Такую точку зрения поддерживали также и замечания пассивных социальных комментаторов, которые, похоже, никогда не признаются в замешательстве, когда разговаривают с прессой. Они тоже считали, что случай с Дженовезе имел большое общественное значение. Все пользовались словом «апатия», которое, что интересно, было в заголовке той первополосной статьи в «Таймс», хотя все и объясняли апатию по-разному. Одни полагали, что в ее появлении виновато телевидение с его пропагандой насилия, другие связывали апатию с подавленной агрессивностью, но большинство считали главными причинами ее возникновения «обезличение» городской жизни с ее «мегаполисным обществом» и «отчужденностью индивида от группы».

Даже Розенталь, газетчик, первым рассказавший об этой истории читателям и написавший в конце концов об этом книгу, согласился с теорией «городского» происхождения апатии.

Никто не может объяснить, почему никто из 38 человек не поднял телефонную трубку телефона, когда госпожа Дженовезе подвергалась нападению, да они и сами этого не знают. Однако можно предположить, что их апатия была действительно порождена большим городом. Фактически это вопрос психологического выживания в окружении и под прессингом миллионов людей. Единственный способ защититься от постоянного вторжения на личную территорию – это игнорировать окружающих настолько часто, насколько возможно. Безразличие к соседу и его неприятностям – это условный рефлекс проживания в Нью-Йорке и в других больших городах[53].

Поскольку история с Дженовезе обрастала все новыми подробностями – она стала темой не только книги Розенталя, но и многочисленных газетных и журнальных статей, нескольких телевизионных документальных фильмов и экспериментальной пьесы, – она привлекла внимание двух работавших в Нью-Йорке профессоров психологии, Бибба Латанэ и Джона Дарли. Они исследовали отчеты о деле Дженовезе и на основании своего знания социальной психологии пришли к выводу, казавшемуся самым невероятным: трагедия произошла потому, что присутствовали 38 свидетелей.

В ранее приводимых рассказах об этой истории неизменно подчеркивалось, что убийство не было предотвращено, несмотря на то что тридцать восемь человек наблюдали за тем, как оно совершается.

Психологи решили, что свидетели чрезвычайного происшествия, которое видит и множество других свидетелей, по крайней мере по двум причинам не придут на помощь человеку в беде.

Первая причина довольно проста. Когда рядом есть несколько потенциальных помощников, личная ответственность каждого индивида снижается: «Возможно, кто-то другой поможет или позвонит в полицию; наверное, кто-то уже это сделал». Так как все думают, что кто-то поможет или уже помог, никто не помогает.

Вторая причина в психологическом отношении более интригующая; она базируется на принципе социального доказательства и предполагает эффект плюралистического невежества. Очень часто критическое положение не производит впечатление явно критического. Человек, лежащий на дороге, – кто он, жертва сердечного приступа или горький пьяница?

Громкие звуки – это уличные выстрелы или выхлопы грузовика? Шум у соседней двери – это бандитский налет, требующий вызова полиции, или чересчур громкая супружеская ссора, вмешательство в которую не всегда уместно? Что происходит?

В подобных неопределенных случаях вполне естественно посмотреть на действия других, чтобы понять, в чем дело. По реакции других свидетелей мы можем узнать, насколько критична эта ситуация.

Но можно легко забыть о том, что все остальные свидетели события, скорее всего, тоже ищут социальное доказательство. И раз все мы предпочитаем казаться уверенными и хладнокровными, мы ищем это доказательство спокойно, бросая исподтишка взгляды на тех, кто нас окружает. Поэтому все будут казаться друг другу невозмутимыми и бездействующими.

В результате в соответствии с принципом социального доказательства событие будет истолковано как некритическое. Это, согласно Латанэ и Дарли, и есть проявление плюралистического невежества, «когда каждый человек решает, что, поскольку никто не обеспокоен, значит, не происходит ничего чрезвычайного. Тем временем опасность может достигнуть такой точки, когда любой человек, находясь в одиночестве и не оказавшись под влиянием всеобщей невозмутимости, непременно бы начал реагировать»[54].