Книга о вкусной жизни. Небольшая советская энциклопедия - Александр Левинтов

Первое, что загребли в свои руки коммунисты, торговцы и преступники в осажденном Ленинграде, был хлеб. Этим распоряжались эти три структуры, распоряжались жестоко, безнаказанно. Моя тетушка выжила в блокаде благодаря тому, что ее тетушка мадам Богданова-Чеснокова спустила огромную массу фамильного золота, серебра и драгоценностей в обмен на хлеб. Естественно, что большевики попустительствовали этой спекуляции, так как участвовали в ней негласно.

После 1815 года государственная машина Российской империи решила во что бы то ни стало «догнать и перегнать» Европу. Не только французские духи употреблять в два раза больше парижанок и шампанского дуть также в два раза больше — по этим частям мы Европу давно уже обставили. А захотелось короне иметь вполне конвертируемую валюту (конечно, много чего еще хотелось и в образовании, и в свободах и искусствах всяких, и в градостроительстве, но здесь пойдет речь только об этом).

И почти весь XIX век прошел как непрерывный экспорт зерна из России, несмотря на то, что век этот для России был не самым урожайным — 64 года на столетие имели недород. Тем не менее, хлеб составлял 90–95 % внешней торговли страны. Изучая портовую статистику Крыма, я даже там обнаружил почти полную монополию зерна в экспортных отгрузках. Виноград, вино, табак и прочие культуры и товары потреблялись на месте, либо вывозились из Крыма по железной дороге вглубь страны (чтоб не грешить — в столицы), а хлеб — через проливы в желанную Европу. Не за святыни воевали мы с Оттоманской империей, не за братьев-славян, за проливы…

Голодная и голодающая Россия к началу XX века стала важнейшим поставщиком хлеба в Европе и, стало быть, в мире. Не надо обольщаться при этом «развитием капитализма в России», особенно в сельском хозяйстве, — что при крепостном праве, что в пореформенное время крестьянское хозяйство оставалось низкопроизводительным и почти напрочь натуральным: какой там экспорт, самим бы до лета дотянуть! Решающую роль в формировании зернового экспорта играли немецкие колонисты, расселившиеся по южным окраинам России от Одессы до Саратова.

Вот только не надо говорить, что, де, потому и высокотоварно было зерновое хозяйство у штундистов (так называли в России немецких лютеран), что жили они на самых лучших землях. Все с точностью до наоборот — потому и доверены были им эти земли, что правительство знало — эти байеры не сопьются, землю не загубят чересполосицей и оврагами, урожай вырастят такой, что не прожрешь вместе со скотиной.

Так по сути немцы кормили немцев, а в казне от этого прибывало, пока, наконец, в 1887 году рубль не стал конвертируемым. Продолжалось это, правда, недолго и накануне Первой мировой рубль утерял эту свою столь долго пестуемую респектабельность. С 1890 года начался массовый отъезд русских немцев в Америку. Там, в Миннесоте, Канзасе и других штатах Среднего Запада они и создали знаменитое зерновое хозяйство США.

Хлебный экспорт в России пошел насмарку. Но лучше б это, чем то, что развернулось вскоре…

А вскоре развернулось буквальное ограбление страны, прежде всего — хлебное.

Про продразверстку знают все, кто даже не сдавал историю партии. Но было в ней два «убойных» штриха, от которых мурашки по телу до сих пор.

Отнятое у крестьян зерно тут же отправлялось (не все, но значительная часть) в Германию, «в помощь голодающим немецким товарищам». Эта официальная версия продразверстки, естественно, вызывала не просто недоумение — взрыв крестьянского негодования: вот только что воевали с немцами и мира, кажется, с ними не заключали, и продолжаем воевать, а зерно власти силком отбирают именно им. Кто ж это с кем воюет и на чьей стороне?

Второй эпизод — позорный польский поход. Из указаний Ленина Первой Конной цель похода — не установление советской власти в Польше (эта авантюра даже кремлевскому мечтателю казалась сомнительной), а грабеж богатых украинских сел: по инструкции Ленина войскам вменялось заходить в деревни, назначать самых зажиточных крестьян «уполномоченными по продразверстке» и стоять постоем до тех пор, пока все не сдадут, а, если и после этого покажется, что не все выгребли, то выйти из деревни, сделать крюк и зайти еще раз.

Начало 20-х годов в России ознаменовалось неслыханным голодом, ограблением церквей якобы в помощь голодающим и экспортом зерна, обеспечившим выпуск в 1924 году золотого конвертируемого червонца. Страна села на хлебные карточки, но экспорт зерна — это святое.

Вторую массовую экспроприацию хлеба у населения Сталин провел под знаменами коллективизации. Помимо чекистов, в ней участвовали те самые коммунисты-двадцати пяти тысячники, воспетые Михаилом Шолоховым. Не мог не знать писатель того факта, что зарплату эти заводские коммунисты получали по месту своей работы (на Путиловском заводе, если говорить конкретно о товарище Давыдове), что семьи их оставались в городах и что, следовательно, вели себя эти двадцатипятитысячники на селе как организованные мародеры и палачи, а вся лирика и душевность шолоховских героев — омерзительная патока поверх зла и насилия. Именно тогда хлеб и стал партийной культурой. Уже при Брежневе ради хлеба стали оставлять под снег сады, бахчевые и прочее: райкомы требовали отчета прежде всего о зерне, хотя это бессмысленно — сжигать червонец в поисках оброненной копейки.

Нужна же была эта сталинская экспроприация уже не для экспорта, а для огромной армии зэков, которых, хоть немного, а кормить-то надо. А. Солженицын называл все, что делалось и строилось зэками, туфтой — лишь видимостью сделанного и построенного. Кончилось все тем, что крестьян довели до поедания соломы с крыш и полного обнищания. Маленкову пришлось отменять продналог. А вскоре отменили и МТС, занимавшиеся не столько механизацией сельского хозяйства, сколько военизированной охраной колхозов — чтоб народ не разбежался. Сама идея МТС никак не вязалась с доктриной марксизма-ленинизма о том, что средства производства должны принадлежать производителям. По иронии судьбы аккурат накануне отмены МТС мой отец, офицер связи с филологическим образованием, не умевший отличить геркулесового поля от поля манки, на политзанятиях задал этот дурацкий вопрос: «Как же так, ведь социализм победил, а средства производства отделены от производителей?», за что был изгнан из армии и получил строгача.

Революцию в хлебной истории России совершил Хрущев. В Айове он насмотрелся на кукурузу и начал выращивать королеву полей всюду — от пустынь до тундры, но особенно упорствовал во внедрении ее именно там, где она заведомо не растет. Разумеется, не от кукурузы, но при Хрущеве сельское хозяйство окончательно рухнуло вместе с церквями, коих Никита посносил не меньше Сталина. Надо заметить, что одновременный крах сельского хозяйства и церквей вовсе не случаен: слово «крестьянин» и «христианин» в русском языке совпадают не только генетически, но и смысловым образом (возвращение к земле или бегство людей в деревню в наши дни сопровождается обретением ими христианской веры).