Стамбульский оракул - Майкл Дэвид Лукас

— Это знамя пророка Мухаммеда, да пребудет с ним мир! — сказал ее провожатый, показывая на кусок зеленой ткани на стене из песчаника у самых ворот.

Элеонора подошла поближе и прочла надпись, вышитую серебром: «Во имя Аллаха, всемилостивейшего и всемогущего».

— Оно обозначает вход в личные покои его величества. Мне не дозволено входить туда.

Он подозвал стража, попрощался и заспешил прочь по одной из боковых дорожек. Элеонора молча застыла перед знаменем Пророка, потом набралась храбрости и спросила, обращаясь ко всем стражникам сразу:

— Извините, я должна стоять тут или мне подождать где-то в сторонке?

Караульные не шелохнулись, как будто не слышали вопроса. Они сосредоточенно смотрели прямо перед собой, словно бы целились в одним им заметную цель. «Все дело в голосе», — решила Элеонора и повторила вопрос, на сей раз гораздо громче.

Стражники по-прежнему не замечали ее, как если бы она говорила сама с собой.

— Извините.

Она отступила на шаг и замахала руками прямо перед лицом ближайшего к ней караульного. Глаза у него были глубокого синего цвета, как крошечные сапфиры, но лицо было изуродовано шрамом, который шел от виска до кончика губ. Он опустил глаза вниз, посмотрел на нее, поднес руки к ушам и покачал головой. Глухой — вот что это значило. Он указал на скамейку и принял прежнюю позу.

Сидеть Элеоноре не хотелось: слишком сильно она была взволнована. Но все же она подошла к мраморной скамье и уже оттуда огляделась по сторонам. Она была не одна — небольшой пернатый отряд обосновался на самом верхнем ярусе большого фонтана. Четыре пурпурных с белым удода были с ней в этот торжественный день. Элеонора успокоилась, и, когда ее пригласили пройти в зал для приемов, она пошла без страха, ведь снаружи ее ждали верные друзья.

Зал для аудиенций был украшен резьбой в красных, зеленых и синих тонах. Свет проникал через узорчатые решетки под ярко раскрашенным потолком, в комнате приятно пахло сиренью. Зал оказался неожиданно маленьким, почти как ее спальня в доме бея. У правой стены сидели визири, каждый в сопровождении слуги, слева на огромном деревянном стуле она увидела великого визиря Джамалудина-пашу. В центре, прямо перед ней, на широком кармазиновом диване восседал сам султан, его величество Абдул-Гамид II. Он был невысок, с темными густыми бровями, жесткие усы, губы цвета спелой вишни. Так странно было увидеть его наяву. Элеонора почувствовала, как холодок пробежал по коже. Вот он, султан Османской империи, халиф всех мусульман. Вот он, один из самых могущественных людей в мире. А выглядит как простой человек.

Она опустилась на одно колено и дотронулась лбом до прохладного мраморного пола. Когда она поднялась, великий визирь улыбнулся, сел поудобнее на стуле, поправил тюрбан и достал небольшую черную книжечку из складок кафтана.

— Госпожа Коэн, вы, без сомнения, понимаете, что все мы чрезвычайно заняты, но его величество так заинтересовался тем, что слышал о вас, о ваших занятиях, истории вашей жизни…

— Разумеется.

Элеонора едва расслышала эти слова султана, но стоило им прозвучать, как в зале воцарилась тишина. Она еще раз поклонилась, и по коже побежали мурашки. Он обращается к ней, поняла она. Ладони вспотели.

— Ты не будешь против, — продолжил султан, — если я задам тебе несколько вопросов? О тебе рассказывают столько удивительного, трудно понять, что из этого правда, а что — ложь.

— Да, — ответила Элеонора. Ее голос дрогнул. — Благодарю вас, ваше величество.

— Правду ли говорят, что ты читаешь на пяти языках?

Элеонора посчитала. Ей не хотелось спорить с султаном, но правда была в том, что читала она на семи языках: румынском, греческом, латыни, турецком, французском, английском и арабском.

— Если позволите, ваше величество, это неправда.

Великий визирь сделал пометку в своей книжечке.

— Так на скольких же языках ты читаешь?

— На семи, ваше величество.

— А правду ли говорят, — продолжал султан, усмехнувшись, — что ты прочла все книги из библиотеки твоего благодетеля, нашего друга Монсефа Барка-бея?

— Ваше величество, я прочла много книг, но совсем не всю библиотеку.

Султан кивнул:

— И какая же твоя любимая?

— «Песочные часы», ваше величество.

Она скользнула взглядом по великому визирю, который записывал все ее ответы.

— «Песочные часы», — задумчиво протянул Абдул-Гамид, — не помню, попадалась ли она мне.

— Это чудесная книга, ваше величество.

Он повернулся к великому визирю:

— Вы читали «Песочные часы»?

— Нет, ваше величество.

Он повернулся к остальным визирям:

— Кто-нибудь из вас читал «Песочные часы»?

По залу прошло смущенное бормотание, и один из визирей сказал:

— Осмелюсь предположить, ваше величество, что эта книга никогда не переводилась на турецкий.

— Тогда необходимо перевести ее…

Он не успел договорить, в зал вошел придворный и зашептал что-то на ухо Джамалудину-паше. Тот кивнул, а вестник бесшумно удалился.

— Я сам, — продолжал султан, — знаком с некоторыми произведениями детективного жанра. Авторы в основном англичане. Больше всего мне нравятся Эдгар Аллан По и Уилки Коллинз, впрочем кое-кто из французов тоже неплох. — Он задумчиво посмотрел на потолок. — И разумеется, я ценю великих арабских и персидских поэтов.

На это Элеонора не успела ничего ответить, потому что в комнату вошел другой придворный и передал великому визирю телеграмму. Он прочел ее и сказал:

— Ваше величество, сожалею, но я вынужден прервать вашу беседу с госпожой Коэн. Дело первостепенной важности требует вашего немедленного внимания.

Один из стражей шагнул к Элеоноре, чтобы проводить ее из зала, но султан остановил его взмахом руки.

— Она может остаться, — сказал он. — Полагаю, ваше дело не займет много времени, а я бы не хотел заставлять нашу гостью ждать в приемной.

— Да, ваше величество, — ответил Джамалудин-паша. — Разумеется.

Он расправил телеграмму, перечитал ее и резюмировал:

— Германское адмиралтейство сообщает, что русские торпедные катера продолжают преследовать броненосец «Мессудие», хотя тот и начал отходить в направлении Синопа. Многочисленные попытки связаться с представителями русского морского министерства как в Севастополе, так и в Петербурге успеха не имели. Молчание русских недвусмысленно указывает на то, что это акт агрессии.

Абдул-Гамид вздохнул и ухватился за переносицу.

— Телеграмма отправлена генералом фон Каприви самолично. Он говорит, что понимает всю сложность положения и уважает наш суверенитет. Но при данных обстоятельствах он настоятельно рекомендует применить силу.