Русская война 1854. Книга третья - Антон Дмитриевич Емельянов

Так, Борис Семенович рассказал о прокладке телеграфного кабеля из Санкт-Петербурга в Москву.

— Царь настаивал, что тот должен проходить под землей. И я ведь первым еще в 40-м году делал такую линию от Зимнего до Царского села. Вот только с тех пор были проведены сотни опытов и практически доказано, что современные материалы не позволяют выдержать магнитные и природные нагрузки при подземном размещении. Я рассказал об этом, предоставил расчеты, а Вернер Сименс просто пообещал, что все сделает. И ему дали деньги.

— И что? — мне стало интересно. Этой истории я раньше не слышал.

— Два года кабель выдержал, и то с постоянными обрывами. А потом его просто перетянули по воздуху, как я изначально и предлагал. А сколько денег и времени можно было сэкономить и, главное, сохранить внутри страны. Но некоторые дельцы порой умеют слишком сладко рассказывать.

— Особенно о том, в чем не разбираются, — добавил я. — Чем меньше знаешь, тем проще врать.

Якоби довольно закивал и продолжил рассказ. Про самопишущие телеграфы, с которыми его так обошли. Про двигатель, который испытывали на повозках и даже на подводных кораблях. Про гальванические элементы, которые отрабатывали в процессе и которые легли в основу тех самых мин, что сейчас стоят на Балтике… Я невольно подумал, что с такой привычкой хвастаться и периодическими поездками в Европу совсем не удивительно, что наши тайны легко разлетались во все стороны. И ведь без всякого злого умысла[15].

С другой стороны… Рядом со мной шел человек, который несколько десятков лет занимается магнетизмом, как тут сейчас это называется, или же электричеством — если брать выбившееся вперед направление из моего времени. Сможет ли Якоби превратить пару слов, даже просто идею в реальный прибор?

— Кстати, вчера великие князья рассказывали о вашей световой машине, — мой спутник тем временем добрался, кажется, до самой интересной для него темы. — Я ведь правильно понимаю, что вы не использовали никаких гальванических элементов? Просто создали электричество и использовали его, чтобы накалить нить из графит? Кстати, а почему выбрали именно его?

Я даже остановился.

— Что-то случилось? — забеспокоился Якоби.

— Просто пытался понять, как вы, ни разу не видев прибор, смогли столько о нем узнать.

— О, — Борис Семенович расплылся в улыбке. — Тут не столько мои таланты, сколько вашего лейтенанта. Он хоть и почти все время бегал, пытаясь подготовить для вас стоянку в Кронштадте, но что-то и рассказал между делом. Как оказалось, перед поступлением на флот он успел получить неплохое инженерное образование, которое, хочу заметить, не испортило ни одного молодого человека.

— Кажется, мне стоит побольше узнать о талантах своих людей, — кивнул я. — Что же касается ваших вопросов… Да, никаких батарей я не использовал, а графит пустил в дело, потому что это был единственный тугоплавкий материал, который оказался у меня под рукой.

— Ток его греет, — задумался Якоби. — Значит, вместо графит можно будет использовать и какой-либо подходящий сплав. И в идеале ведь нужно исключить реакцию с воздухом?

— Именно, — кивнул я. — Если бы у меня был вакуумирующий насос в Севастополе, то я бы обязательно пустил его в дело.

— А у меня он есть… — Якоби замер. — Вы оформляли привилегии на свое изобретение? У нас, в Европе и Америке это могло бы принести неплохие деньги.

— Мне кажется, уже скоро в нашей жизни станет столько электричества, что полагающиеся мне проценты не согласится платить ни одна страна.

— Та же Англия, несмотря на конфликт, всегда строго придерживается прав на изобретения, — возразил Якоби.

Я же вспомнил ситуацию из будущего, которая всплыла, как только мы у себя занялись порохом. Собственно, она и касалась новых бездымных порохов и Альфреда Нобеля, придумавшего в моем времени один из составов и оформившего на него патент в той самой Англии. Помогло ему это получить прибыль? Нет. Уже чисто английские джентльмены Фредерик Абель и Джеймс Дьюар запустили свой состав, немного изменив технологию Нобеля. Легким движением руки баллистит превратился в кордит… Альфред пытался судиться с английским правительством, но суды по какой-то неведомой причине не захотели встать на его сторону.

В общем, иллюзий о том, что бумажка сможет защитить мои права, если одна из великих держав решит наложить на них лапу, у меня не было.

— И тем не менее, — ответил я своему спутнику, — по всем своим изобретениям касательно электричества я планирую просить его величество сделать их открытыми для всех граждан России.

— Вы думаете, царь примет вас лично? — Якоби удивился, но немного не тому, о чем я думал.

— Не примет, ничего страшного. Буду просить через Александра Сергеевича или через великих князей, — я отмахнулся. — Нет… Так все же оформлю привилегию и поставлю цену в одну копейку. Так что, — я уже спокойно посмотрел на Бориса Семеновича, — если вас что-то заинтересовало, можете смело пробовать. В случае успеха я только порадуюсь за вас.

— Хорошо, — Якоби ответил очень задумчиво, и мне бы очень хотелось сейчас узнать, что же творится у него в голове.

В голове Бориса Семеновича царил самый настоящий хаос. Когда он с утра увидел дирижабль того самого капитана, что привез великих князей из Севастополя в столицу за три дня, это показалось подарком судьбы. Такая тайна, да на расстоянии вытянутой руки… Вот только, когда Щербачев начал рассказывать о своих идеях, Якоби вспомнил и другие слухи об этом молодом человеке.

Каждый из раненых офицеров, вернувшихся с южного фронта в столицу, не забывал упомянуть о необычном капитане. Кто-то называл его спасителем Севастополя, кто-то слишком много возомнившем о себе новым Лазаревым. Сам Борис Семенович не любил сплетни, но уже два интервью, данных молодым капитаном лондонской «Таймс», говорили о многом. Даже сами тезисы были не столь важны, сколько то, что капитану ничего не было предъявлено за нарушение привычного армейского порядка.

Картина складывалась вполне понятная. Талант с шефом-покровителем на самом верху.