Русская война 1854. Книга третья - Антон Дмитриевич Емельянов

— И все же я спрашивал о другом, — я вернулся к изначальной теме разговора. — Что вы, Юлия Вильгельмовна, думаете про возможность чего-то добиться в нашем обществе? Поэтам, военным, простым крестьянам? Если великие князья не против, то я бы предложил вам не сдерживаться, ведь ни для кого не являются секретом ни взгляды вашего отца, ни ваши собственные. Только с 1825 года прошло тридцать лет, что-то успело измениться, и мне было бы интересно узнать, а изменились ли вместе с этим и ваши мысли?

Николай бросил быстрый взгляд на Михаила, а потом кивнул, словно показывая, что он не против такого течения беседы.

— Что я думаю… — девушка смотрела на меня одновременно зло и с интересом. — Вы бы хотели услышать, что я уперлась в старые догмы? Или как Герцен, при всем моем уважении, повторяла раз за разом мантры про тиранию? Так я знаю, что это не совсем так. Гонения на писателей? Так это Николай выплатил все долги Пушкина после его смерти, думали, я не знаю? Или про попытки смягчить судьбу крестьян? Больше десяти миллионов переведенных из поместных в государственные. Реформы графа Киселева, который пробует то прописать их права, чтобы никто их не мог нарушить, то налоги поменять с подушных на 11,24% с капитала. Я знаю, что многое делается. Слышала даже про тот милый закон, который разрешил женам осужденных не ехать за ними в Сибирь. Вот только в то же время я не вижу, чтобы это работало. Чтобы жизнь стала лучше. Вы знаете, что те же крестьяне сейчас стараются изучить свои права и даже пытаются жаловаться, если их нарушают? Так с них взятки берут писари, чтобы эту жалобу записать. Вот такая у нас свобода, которая вроде бы есть, но до которой никак не получается добраться.

Девушка с вызовом обвела взглядом великих князей, и Николай хотел уже было ей ответить, как нас всех оборвал крик Михаила Михайловича.

— Капитан Щербачев! Стучат! Стучать начали лопатки! — в его голосе сквозила самая настоящая паника. Еще бы, на борту два царских сына, а у нас авария намечается.

— Что происходит? — Николай вскочил на ноги, вслед за ним встал и Михаил, а взгляд Стервы начал стекленеть. И куда только недавнее бесстрашие пропало.

— Все в порядке, — я поднимался неспешно. — Лейтенант Лесовский, заглушите левую турбину.

— Есть заглушить!

— Правую турбину на самый малый и работайте рулем, чтобы нас в сторону не сносило.

— Есть самый малый и работать рулем!

Моряк первым пришел в себя и вспомнил про инструктаж. В отличие от наших инженеров и священников я не собирался полагаться на бога и авось, понадеявшись, что полет пройдет без происшествий. И поэтому заранее заложил, что турбины будут ломаться. И что мы будем их чинить. Вот и Михаил Михайлович Достоевский очнулся, вытащил технические карты и принялся откручивать кожух.

— Что происходит? — повторил свой вопрос Николай.

— Сейчас будем смотреть, что же такое начало стучать, ничего особенного, — я залез в специальный ящик и вытащил промасленные тканевые перчатки. — Первые полеты — они такие. Мы учимся не только летать, но и чинить. Кстати, не хотите попробовать? На самом деле разобраться в науке, что такое летать? Не как пассажиры, а как творцы?

Я вытащил еще несколько комплектов перчаток и посмотрел на великих князей.

Глава 13

Помню, читал в книгах, что Петр I любил поработать своими руками и не чинился составить компанию простым мужикам. Не знаю, каково было им, а вот я уже через минуту работы с представителями царской фамилии пожалел о своем предложении. Михаил с Николаем перчатки-то приняли, но вот опыта физического труда у них совсем не было.

Так, старший из братьев уже через минуту порезал руку, когда помогал стянуть кожух турбины с креплений. А младший натер мозоль до крови, всего лишь десять минут посидев с отверткой. По лицам Лесовского и Достоевского было видно, что они готовы сквозь землю провалиться и сделать все, чтобы великие князья не мучились. Но оно мне надо? То, что лейтенант с инженером справятся, я и так знаю. А вот Михаилу и Николаю нужна победа, доведенное до конца дело. И немного крови лишь придаст ей цену.

Тем более — я быстро осмотрел двигатель — причина поломки была очевидна. Часть лопаток второго ротора деформировались. Еще немного, и металл бы лопнул, но Достоевский молодец, вовремя среагировал.

— И что теперь? — спросил Михаил, когда я показал на неисправность.

— Разбираем турбину дальше, чтобы снять поврежденный ротор и поставить один из запасных.

— И потом полетим на меньшей скорости? — уточнил Достоевский.

А вот тут я уже был не согласен. На первый взгляд, если что-то ломается, надо уменьшить обороты. Вот только, судя по датчикам, у нас тут случился перегрев… Почему? Я заглянул в емкость кондиционера под двигателем, где пар должен обратно превращаться в воду — ее там почти не было. А вот и ответ. Придуманная нами технология работала не до конца. Я, конечно, не специалист, но причины тут может быть только две: не хватает давления, чтобы вода перешла в жидкое состояние, или же температуры[14].

В будущем для остывания таких контуров используется другая, холодная вода — у нас мы планировали сэкономить вес с помощью встречных воздушных потоков. Но естественного охлаждения не хватало… А раз не хватает — надо усилить! Я рассказал о своих мыслях Достоевскому, и дальше он тоже активно включился в работу. В поиск ответа на такой простой вопрос: «как именно это сделать и ничего не сломать».

— Поставить дополнительный вентилятор? — предложил инженер. — Пусть крутится прямо перед блоком кондиционера и охлаждает его.

— В полете такое возможно? — тут же уточнил Михаил.

— Возможно, — ответил я. — Накинем страховку, когда будем крепить его — ничего сложного. Запасные детали у нас тоже есть. Вот только если винт