Саперы - Артем Владимирович Драбкин

потом команда: «Подъем!» Мы выскакиваем почти в сухом уже, и все то же самое повторяется. И так 15 дней мы строили этот мост, его строили все батальоны. Мы работали каждый день. Сильно помогало то, что кормили великолепно, но вдруг в землянках завелись вши, тогда нас построили, мы перешли на крымский берег, там уже плацдарм был глубиной 10–15 км, а потому саперы в походном порядке, пока туман, перешли через свой родной мост на херсонский берег, там уже развернулся банно-прачечный батальон. Была даже специальная прожарочная машина, все разделись, нам намазали подмышки и пах какой-то зеленоватой мазью, и все волосы улетели, говорили, что это «персидская» мазь. Постригли нас, помыли. Новое белье выдали, обмундирование было свое же, но уже прошедшее прожарку, никаких вшей, ничего не осталось. Появились вши только через 15–20 дней, тогда один наш «старичок» из взвода говорит мне:

— Слушай, сынок, ну чего ты мучаешься. Пойди, порви индивидуальный пакет, сними все с себя, с ног до головы обмотайся бинтом, потом одень белье. Через 3–4 часа разденься снова, останутся вши на бинтах.

Я так сделал, и вот был результат — на обмундировании и белье ни одной вши, чисто, все они на бинтах. Я тут же, стоя около костра, снял бинты и бросил их в костер, все там затрещало страшно. Оделся после и две недели ходил без всяких насекомых.

Наша армия заняла боевые позиции на плацдарме, немцы только летали и бомбили, часто устраивали артобстрел, но не показывались вживую. Но мы окопались капитально, кухни даже так были замаскированы и врыты в землю, что их совершенно невозможно заметить было. Топили только ночью, утром рано кушали, и поздно вечером. В бригаде все штабы были в первом эшелоне, смотрели и изучали вражескую передовую линию, особенно размещение противотанковых полей немцев и противопехотные мины, и проволочные заграждения. У нас было в каждом батальоне подразделение управления, в него входили разведчики, они все излазили и осмотрели. А мы в это время рыли окопы, отдыхали и спали. Но были также постоянные тренировки. Подумайте, мы стояли в 10 км от передовой, а все равно тренировались, как разминировать, как минировать. И тут разведка постаралась, нам уже доложили, где и что у немцев расположено, какие минные поля. Все мы уже отлично знали. Все это время стояло затишье, но я помню, как у нас забирали двух раненых, прилетели 2 «кукурузника», двоих как уместили, не представляю, но посадили на один. И в это время прилетел немецкий самолет и начал за нашими «кукурузниками» гоняться. Один, который с ранеными, сразу сел. А второй самолет начал водить за собой немца. Скорость у «кукурузника» маленькая, ну 120–150 км/ч, а немецкий истребитель летал на скорости не меньше 400–500 км/ч. Но представляете, «кукурузник» выкручивался, то резко изменял направление полета, а то раз — и сбавит скорость, и как-то он очень низко летел над землей. И вот вдруг резко спустил еще ниже, немец не рассчитал и врезался в землю. Боже, что творилось на земле, мы же все видели произошедшее, орали «Ура!». Оба «кукурузника» больше рисковать не стали, ушли под вечер. Вот это мне сильно запомнилось.

Дамбу, кстати, тоже построили, и по ней пошли танки, одновременно работали понтоны, на которых перевозили танки и тяжелую артиллерию. Наступление было запланировано на 30 марта, за день перед ним мы должны были выдвигаться на передовую, разминировать свой передний край, а потом во второй половине дня разминировать передний край противника, ночью в проволочных заграждениях сделать проходы. А это 40–50 м от боевого охранения противника. Мы спим, вдруг холод такой, кошмар какой-то, ужас, я спал рядом с Юркой Поплавским, поднимаю плащ-палатку, снег. За ночь выпало сантиметров на 30 снега, ужас, тут же приказали: «Немедленно идти на передовую и помогать откапываться!» Там же все в окопах сидели, мы пошли, стали откапываться, и в 150 м немцы также откапывались, вы можете себе представить, ни та сторона, ни наша за все 4 часа работ не сделала ни одного выстрела. Опять неписаный закон войны, здесь никакой команды не надо было давать, все понимали. Хотя с точки зрения тактики нам было это выгоднее, ведь мы наступающая сторона, и благодаря откапыванию засекли все опорные точки немцев. Но наступление отодвинули на 8 дней.

И вот пришло время разминирования для саперов, свой край ничего, быстро, мы боялись только за эти маленькие противопехотные мины ПМД-6 и ПМД-7, они ведь пролежали в земле несколько месяцев, корпусы деревянные, в каком они там сейчас состоянии, никто не знал. Нас, конечно, предупреждали, но это дело такое: надо разминировать, а они на волоске висят, там чуть тронешь, и взорвется. Но я должен сказать, что ничего, все прошло удачно.

Поплавский Юрий, боевой друг и соратник

Впереди немецкие минные поля, мы щупами находим и разминируем, тут миноискатель не поможет, ведь с ним надо вставать, немец сразу тебя на землю положит. А так ползешь ужом, быстренько, кроме того, нам сильно помогло то, что из стрелковых полков нам перед выходом выдали приблизительные карты немецких минных полей, которые были выявлены их саперами. Мы все изучили, но заранее послали несколько человек, перепроверили. И я не помню, чтобы в это время кто-нибудь подорвался. Кстати, что у наших, что у немецких разведчиков в минных полях были специальные проходы, которые они использовали для вылазок. Но мы не знали даже своих путей, категорически запрещалось туда нам идти, там единое минное поле, и все. А разведчики знали, они устанавливали флажочки при вылазках, потом уходили и снимали их, так что мы все равно не знали этих тропинок.

Обычно мы делали такие проходы в минных полях, шириной приблизительно так, чтобы можно было пройти танку, и по человека три слева и справа от танка, т. е. такой проход должен был быть метров 10–12 шириной, не меньше. Но здесь делали сплошное разминирование, ведь впереди большое наступление, оставлять мины нельзя было.

И вот мы дошли до проволочного заграждения, тут стало по-настоящему страшно, это был ужас, немцы рядом. Я до сих пор считаю, что наша артиллерия достигла уже такой плотности, что от этих проволочных заграждений и даже от тех же мин, которые стояли внутри между проволокой, ничего не оставалось. И мы зря туда ходили, только теряли людей. Но для верности надо было, война. Очень часто там подрывались, потом немцы же вешали на проволоку всякие пустые консервные банки, только до нее дотронешься,