Саперы - Артем Владимирович Драбкин

надавил в области живота или груди, естественно, взрыв. Вытащили его тело, между прочим, стрелки, которые нас прикрывали, потому что это же было днем. И я слышал его крик, когда узбека тащили через траншеи, когда мы уже закончили и вернулись, я увидел его мертвым. Только в моем отделении четверо были ранены, одному оторвало стопу, второму кисть — ранения остальных не помню. Но больше всего врезалось в память то, что со мной случилось в это время. На меня это подействовало, когда ребята подрывались, и я слышал крик моего узбека. И вдруг во время разминирования я почувствовал под локтем небольшой бугорок, или это мне показалось так, не знаю. Я же делал все очень быстро, потому что до вечера надо было закончить, ведь такую задачу поставил командир. Потом в темноте я ничего не увижу. Командир батальона в принципе правильно говорил, но в ужасно грубой форме, оскорбил меня. Так вот, я поднял локоть, щупом проверил, точно, деревяшка. Открываю дерн, там мина противопехотная, обычно все делал быстро, капсюль буквально отбрасывал, а здесь все сделал по всем правилам, установил чеку, маленький щупик, и вытащил, очень осторожно делал. Но потом позабыл и опять полетел, ведь время прижимает. Попадались и румынские двойные мины, на донную установку не проверял уже. В итоге полностью разминировал свой участок.

Все нормально, вот только нога у меня страшно болела. Я уже чувствую, что не могу ходить почти, санинструктор меня опять на плечи взвалил и отвел на кухню. А время такое, что уже темнеет, на вечер меня не отвезли, сказали, мол, повозок нет, сейчас наступление, так что я и остался там лежать, на кухне. В 6 утра я проснулся, и как раз началась артподготовка, сильнейшая, такая, какой я еще не видел. Сначала сильнейшие залпы «катюш», но не такие, как я видел, а здесь мощь какая-то новая. Я еле поднялся на какой-то бугорочек, сел, передний край наш и противника виден. Разрывы там, где немецкие позиции, видны прекрасно. Сам я находился, самое большее, в 150–200 метрах от наших «катюш». И тут же мощнейшая артподготовка. Такой я не видел, хотя и находился рядом, но даже мне не были слышны отдельные выстрелы, только сплошной гул как выстрелов, так и разрывов. На немецких позициях была сплошная каша, я специально посмотрел, от этих проволочных заграждений ничего не осталось вообще. Там была вот такая картина. Два часа длилась артподготовка, потом перестали стрелять по переднему краю, перенесли огонь дальше. И мне было видно, как слева пошла наша огнеметная рота, затем с криками «Ура!» пошла наша пехота. И тут стали поступать раненые, ребята и сапера одного привели, в ногу был ранен, начали тут же перевязывать, ждали повозку, и, пока ждем, я к нему подполз и спрашиваю:

— Ну что там, как?

— Азат, там из твоего отделения двое погибли.

— Как? Что случилось?

— Одна группа пошла в одном направлении, в метрах 30–50 от них шла другая. И вот немцы первую засекли, устроили засаду и поймали. А вторая сделала проход. А когда мы проходили немецкие траншеи, из той несчастной группы один валялся убитый, а второму проволокой отрезали голову, и она, и тело в проволоке завязаны были. — Это зверство немцев меня до сих пор удивляет, откуда такое в них было.

Отвезли нас всех в медсанбат, но я бы не сказал, что там много было раненых, потери были незначительные, потому что немцы здесь уже совсем не так сильны были. После такой артподготовки немецкая передовая не могла сопротивляться, как раньше, я не видел той пулеметной стрельбы, под которую мы атаковали, когда я служил в пехоте. Тогда немецкие точки словно оживали со всех сторон, а здесь нет. Сосредоточение наших войск, особенно артиллерии, было очень мощное, вдвое больше, чем даже на Сиваше, и еще больше, чем возле Большого Токмака, наша мощь уже чувствовалась.

Когда меня выписали, наши уже были в Измаиле, готовились к форсированию Дуная. И когда я пришел, все обрадовались, взводный говорит:

— Давай, принимай назад отделение.

— Пополнение есть? — спрашиваю его.

— Есть, конечно, четверо, т. е. вас всего будет 7 человек.

— Ну ничего, будет нас как в стрелковом отделении. Справимся.

Тут же дали автомат, саперную лопату, вещмешок, т. е. полностью экипировали, и мы пошли вперед. На пароме нас переправили на румынский берег, и мы пошли пешком. В этой операции, Яссо-Кишиневской, было окружено 22 немецких дивизии. Часть успела прорваться и проскочить через Румынию в Венгрию, но большая часть из них была ликвидирована. И как раз когда мы переправлялись, остатки немецких частей все еще шатались по виноградникам, их везде искали и ликвидировали специальные группы. Сопротивления эти окруженные почти не оказывали, нас не включали в группы, мы должны были заниматься разминированием или штурмом городов, все это было у меня еще впереди.

Дунай в этом месте был очень широк, и на различных лодках, понтонах мы пересекали реку, переправы там не было, видимо, она имелась в другом месте. Надо сказать, что дисциплина была потрясающая, страха не было, а ведь любое форсирование на самом деле это очень серьезная вещь. Настроение хорошее, везде наши самолеты, истребители полетели, «илы» летят, видели тогда снова американские самолеты «Бостон», где они бомбили, я не знаю. Но плавательных средств на нашем участке было очень много, понтоны, и чего только не было, переправлялось множество различных частей. А ведь кроме нас были и просто инженерно-саперные части, и ведь при каждой дивизии свои саперы имелись, а также отдельные саперные роты. Я переправился на пароме, мы смеемся, хохочем, как-никак уже на румынской территории, ведь это земля врага, слева нас обгоняют мелкие лодки, настроение у всех прекрасное.

И почему-то наш 60-й батальон собрался очень быстро после переправы, и мы пошли. В день делали 30–40 км, не очень при этом боялись противника, дело в том, что господство нашей авиации было неоспоримым. И вы не представляете, какое приподнятое настроение было в войсках, когда над нами барражировали наши самолеты. Свои в небе! Мы видели, как «илы» шли бомбить немецкие позиции и отступающих немцев, они ведь бежали, уже на переправе было 150–200 км от фронта. Они нигде не задерживались на нашем участке, вот на 2-м Украинском фронте они пытались немного сопротивляться, там шли на Белград через Трансильванию, а наш 3-й Украинский под командованием генерала Толбухина довольно быстро приблизился к болгарской границе.

Нас направили прямо на Бухарест, мы уже слышали, что Румыния хочет выйти из войны. И не только