Икона и человек - Евгений Ройзман

Что значит — когда?! Всегда буду!!! Вот уже подорвался и лечу, и душа моя вприпрыжку несется впереди меня! Но степенно отвечаю:

— Выберу время, батюшка, буду у вас — сразу навещу.

Кладу трубку. Главное не спугнуть. Он на том конце думает то же самое. Выдерживаю паузу — неделю, мчусь в Тагил, отдышавшись, захожу и понимаю, что он один в пустой церкви ждет меня. Я говорю:

— Батюшка, я тут случайно проезжал, решил навестить…

— А я тут случайно на месте оказался.

И вот опять сидим, разговариваем о погоде, а думаем об одном, а нервы-то не железные. И он невзначай, когда уже провожал меня, вдруг обронил: «Я ведь списался там со своими на Енисее, они тебя уважают, говорят, ну если Евгению надо для музея, мы готовы за полтора миллиона икону-ту уступить…»

Есть!!! Аж в голове взорвалось, не подпрыгнуть бы. И не торопясь отвечаю: «Ну, хорошо, батюшка, списывайтесь со своими, пусть присылают сюда, а я пока посмотрю, что у меня как по деньгам».

Еду довольный, и внутри все замирает. Он уже никуда не денется, и икона никуда не денется, осталось только деньги собрать. С полутора миллионами я, конечно, погорячился, но надо было как-то оглушить! Тем более я все равно его утрамбую по цене, он человек от коммерции далекий, а я всю жизнь в бизнесе, ну неужели я его не сделаю? Понятно, что я не собираюсь платить ему полтора миллиона. Ты спрашиваешь, стоит ли эта икона полтора миллиона или не стоит? Понимаешь, икона такого уровня стоит столько, сколько за нее попросят. Но полтора миллиона у меня просто нет!

И вот я выгреб заначку, занял у сестры, худо-бедно насобирал миллион и звоню ему:

— Батюшка, как там, привезли икону?

— Привезли, мил человек, ждет тебя. Деньги собрал?

— Да, все собрал, завтра буду.

И я понимаю, что миллиона мне хватит, ну какие там полтора, с чего вдруг, просто вывалю наличкой миллион, и он сломается. И в последний момент, перед тем как выезжать, что-то меня торкнуло, я заскочил в ломбард прямо напротив Фонда и взял еще пятьсот тысяч. Зачем? Да хрен его знает, пусть будут.

И вот, приезжаю, сердце колотится, захожу в храм, а там темно, прохладно и он один. Сели в трапезной за стол, сидим друг напротив друга, начали, как водится, про погоду. Я молчу про деньги, он молчит про икону. Пауза затягивается, и я осторожно начинаю:

— Батюшка, у меня нет полтора миллиона, а вот миллион-то я собрал, — и вываливаю деньги на стол.

Целая гора получилась, много денег.

Он говорит:

— Женя, а я ведь своим-то сказал, что полтора миллиона!..

А я говорю:

— Батюшка, время изменилось, разговаривали полгода назад, тогда еще кризиса не было. Напишите им, скажите, что нет полтора миллиона, что есть только миллион, они поймут, согласятся.

Он говорит:

— Видишь, как нехорошо, я им сказал полтора, а как я теперь скажу миллион?

А я понимаю, что икона никуда не уезжала, а лежала у него в сундуке под кроватью и советоваться ему ни с кем не надо, а перед ним лежит миллион, и он все равно сейчас сломается!.. Сижу и молчу. И он молчит. И сидим мы так в пустой церкви друг напротив друга и молчим, я понимаю, что все равно его сделаю. И вдруг он спокойно так говорит:

— Женя, а я ведь знаю, как поступить. Я им обещал полтора миллиона. Давай мне миллион, я им передам, а пятьсот тысяч я накоплю за несколько лет и от себя им отдам, чтоб они про меня плохо не думали. Давай, мил человек, так и поступим.

И вдруг мне стало как-то некрасиво, и я говорю:

— Батюшка, дай-ка мне еще раз на нее посмотреть.

Он зашел за занавеску и вынес мне икону на том же чистом белом полотенце. Я посмотрел на нее, и стыдно мне стало, что я торговался. Вытащил из кармана еще пятьсот тысяч и говорю:

— Отец Василий, от всего сердца, прости, что я торговался.

А он говорит:

— Я понимаю, — и кивает на деньги, — отсчитай половину обратно и забери.

А я прижал икону к груди, улыбаюсь как дурак и говорю:

— Не, не возьму.

Он тоже улыбнулся, вышел провожать меня на крыльцо, а я расстелил полотенце на переднем сиденье, чтоб мне икону видно было, попрощался сердечно с о. Василием, сел за руль, тронулся и вдруг в заднее стекло смотрю, а он стоит на дороге старенький, седой, глядит мне в след и крестит. Так и ехал до дома, улыбаясь, и рассказываю сейчас эту историю и улыбаюсь.

Невьянские иконы, особенно настоящие, появляются крайне редко. Маленький городок, всего 100 лет высокого иконописания, ограниченный круг заказчиков, да и повывезли много. Каждый раз появление серьезной невьянской иконы — это событие.

Сидит Максим Боровик, директор, работает. И вдруг приходит один музейный работник. Выпивши. Приходит явно на разведку. Каким-то образом он получил информацию, что где-то находится серьезная Невьянская икона «Перенесение мощей Николая Чудотворца из Мирр Ликийских в Барри в 1088 году», и решил сделать себе наживу. Договорился с одним известным перекупщиком, что выведет его на эту икону, но в последний момент побоялся продешевить. И вот пришел на разведку. Нам он эту икону не предложил. Так как боялся продешевить. Но будучи выпивши, принялся бахвалиться. А мы очень трепетно относимся к любой информации, касающейся Невьянской иконы. Слишком много загадок. Фиксируем и систематизируем все, что можно.

Макс слушал его внимательно. Из всего этого невнятного бормотания уловил, что икона находится у одного известного художника, но фамилия прозвучала неразборчиво, и будет продаваться очень дорого. Ну, в общем, музейный работник этот приходил не просто так — понюхал воздух, нахвастался и ушел.

Макс молча проделал большую работу. Нашел справочник Союза художников, понял, о ком может идти речь. Позвонил мужу моей сестры — Жене Хабарову в Тагил, где этот художник жил, попросил его разыскать. Через несколько дней художника нашли, договорились встретиться. Макс поехал, посмотрел икону — просто чудесная. А денег было только на задаток. Чтобы не растягивать ситуацию, да и просто, чтобы масть не спугнуть, решили рассчитаться сразу же. Тут же в городе заняли у моей сестры, которая была директором ювелирного магазина, заплатили не торгуясь и икону забрали.

Художник великодушно подарил еще одну Невьянскую, зареставрированную и замазанную бронзовкой. Позднее, когда ее раскрыли, выяснилось что она совершенно не тронутая. В идеальном состоянии. Спросите, зачем реставрировали? Чтобы еще красивей была!

Через несколько дней забегали перекупщики. Звонят, заглядывают:

— А что, вы не видели «Перенесение»? Не проходила через вас такая икона? Не предлагали?

А нам что? Только плечами пожимаем. Проехали.

Музейщик этот конечно взвыл. Перекупщик тоже скуксился. Ну, извините. Во-первых, вас никто за язык не тянул. А во-вторых, ваши кони просто тихо бегают (тем более им спекулировать, а нам в музей).