Майне либе Лизхен - Марина Порошина

– Ты иди спать. Со мной все в порядке будет. Я почитаю и усну. Если хочешь – даже снотворное приму, чтобы ты не сомневался.

Но идти в свою комнату Левушка отказался наотрез. Он притащил подушку и плед и устроился на кресле. Оба старательно притворялись, что спят. Какое-то время спустя Ба задышала ровнее, и он подошел удостовериться – кажется, спит. Левушка присел на пол возле изголовья ее кровати и стал рассматривать Ба. Ее лоб пересекала страдальческая складка, углы губ опустились вниз, лицо было мертвенно, до желтизны, бледным. Левушка едва сдержал разом подступившие слезы. Такой слабой и беспомощной, такой старой он свою любимую Ба никогда не видал. И она никогда не рассказывала ему о таких вещах, как сегодня. Он был напуган. Впервые в жизни он вдруг подумал – а что, если Ба умрет? Всю свою сознательную жизнь он прожил с убеждением, что Ба – молодая, не чета бабушкам его приятелей. И вечная. Так не бывает, чтобы ее – не было. Это абсурд. И вдруг оказалось, что это страшное – совсем близко, рядом. Если она уйдет – а ведь все старики уходят, вдруг с ужасом понял Левушка, – то он останется на краю страшной бездны, на том краю, где пока стоит Ба и закрывает ее собой от Левушки.

И еще одно страшное открытие пронзило Левушку: жизнь очень короткая! Сегодня в окна дома на Ленина, 17, куда февральской ночью тридцать девятого года привезли Эрнста Леманна и его юную возлюбленную, заглядывают те же самые липы, что и тогда. И в скверике напротив стоят такие же скамейки. Но на них сидят другие люди. А тех, которые жили рядом с Ба, любили, радовались, строили, лечили, воевали, умирали от страха, предавали и спасали, – уже нет. Ни Эрнста, ни строителей, которые строили этот дом, ни той усталой равнодушной следовательницы, которая заставляла девчонку подписывать документы, ни насмерть перепуганных Лизиных родителей, которые пришли к этому страшному дому, чтобы спасти свою девочку – хотя что они могли сделать! Никого не осталось. Одна Ба. «И мы с Женей тоже быстро состаримся», – неожиданно пронзительно понял Левушка. Он не успеет нажиться, налюбиться, насмотреться на нее…

К утру Левушка принял решение. Никто на свете не смеет делать больно его любимой Ба. Он мужчина, и он за нее отвечает. Он знает, что делать, и ни перед чем не остановится. И Женя, он уверен, ему поможет. Иначе просто не может быть.

На следующий день Елизавету Владимировну ожидал сюрприз. После ухода Левушки она решила все же встать, но голова кружилась, ноги не слушались, и она уселась в кресло у окна. Кофе пить не стала, сил не было возиться с кофеваркой, а закурить – закурила. Без интереса бросила взгляд на улицу в окно. И, к своему немалому удивлению, увидела, как из подъезда вышли Герман Иванович и Галина. Он галантно держал ее под руку, а она что-то оживленно говорила. Это было странно, потому что Герман Иванович к Галине относился с настороженностью, словно все время ожидая от нее какой-нибудь опасной выходки, и приходится признать, его ожидания часто оправдывались. Ба проводила глазами странную парочку: они свернули за угол и, похоже, отправились к трамвайной остановке. Праздным старушечьим любопытством Ба не страдала, но забеспокоилась, как бы Галина невзначай не втравила легковерного Германа Ивановича в какую-нибудь авантюру.

А Галина и Герман Иванович, повернув за угол, и в самом деле сели на кстати подошедший трамвай. Герман Иванович сунулся было к кондукторше – показать пенсионное удостоверение, но усевшаяся на сиденье Галина резко потянула его к себе, так что он не удержал равновесия и плюхнулся рядом.

– Не дергайся, Иваныч! – посоветовала Галина. – Пусть она сама подойдет. У нее работа такая. Нефиг их баловать.

Герман Иванович, опасливо покосившись на Галину, ничего не ответил и стал смотреть в окно. Три остановки проехали в полном молчании, потом Галина заговорила:

– Ты, Иваныч, не трусь. Там все такие, как ты, пердуны… Ой, извиняй, ну, пожилые то есть. Им, видишь, идея такая пришла – чего ихние старики на компьютерах запросто стучат, а наши – дураки дураками. Сами они дураки, на х… нашим эти штуковины, – хихикнула Галина, предлагая оценить наивность американцев. – Грант у них какой-то, но про это я не поняла, мне, б… это без надобности. Как раз неделю назад повесили объявление, набрали неделю назад дедов вроде тебя. И бабки тоже есть! Сечешь?

Галина подмигнула, ткнула собеседника локтем в бок и захохотала так, что на нее неодобрительно оглянулись некоторые пассажиры. Герман Иванович съежился, а невоспитанной Галине хоть бы хны.

– Найдешь себе бабульку подходящую, лет на десять-пятнадцать моложе. А то куда тебе с девчонкой-то? Да и Левка вон Лизаветин слюни пускает, так и ходит вокруг девчонки-то твоей, так и ходит…

Герман Иванович, остро сожалея о том, что согласился на уговоры соседки и решился на эту сомнительную со всех сторон авантюру, потупил глаза и покрепче прижал к себе тяжелый портфель.

– Ладно, не сопрут твое сокровище, Иваныч! – У Галины было отличное настроение, и она склонна была поболтать. – Ты за меня держись! Я там не последний человек. Давеча, слышь, консул ихний приезжал – такой смешной мужик. Пиджак помятый, брюки мешком сидят, по-русски говорит – ухихикаешься. Вежливо так, со всякими словами непонятными. Кстати, говорят, он вообще из хохлов, фамилия у него, не поверишь, – Степанчук. А зовут Джон. Короче, полный песец! Джон этот ко мне, значит, подошел, спросил, как зовут, и говорит – мол, вы, миссис Харитонова, напоминаете мне мою маму, которая тоже работала в свое время в клининговой фирме. И растила, говорит, меня без отца. Мишку мне подарил плюшевого, страшненького такого – вот дурак, на х… мне его мишка, я что – дите малое?

Измученный Герман Иванович поднял на соседку укоризненный взгляд и собрался было что-то сказать, но тут Галина заорала, что они приехали, подхватила его за локоть и вытолкала из трамвая.

Когда они подошли к новенькому дому, сплошь забранному в темно-синее стекло, Герман Иванович, робея, прочел таблички у входа: «Консульство США. Американская библиотека. Центр российско-американской дружбы», а Галина вдруг посерьезнела и дернула спутника за рукав:

– Ты только, знаешь что, Иваныч… Ты там поаккуратнее, вот что.

– В каком смысле?! – притормозив, изумился Герман Иванович.

– В смысле поведения приличного, – серьезно пояснила Галина, внимательно пристраивая в урну окурок. – У нас тут строго: не выражаться, громко не разговаривать, не курить и все такое прочее. Сам понимаешь – режимный объект. Люди все приличные. Смотри – я за тебя отвечаю. Понял?

И втащила онемевшего от возмущения Германа Ивановича внутрь.

За дверью с непонятной надписью «Internet Library» Германа Ивановича и Галину встретил полный краснощекий молодой человек в джинсах, полосатой рубашке и красном трикотажном жилете, поздоровался с легким акцентом.

– Вот, Билли, я тебе Германа Ивановича привела, как договаривались, – улыбнулась ему в ответ Галина и светским тоном добавила, выпихнув вперед соседа: – Вот он самый и есть – мистер Мокроносов. Мо-кро-но-сов. Йес?