Лубянская империя НКВД. 1937–1939 - Владимир Семенович Жуковский

что он для шпионских целей мог пользоваться информацией через секретариат НКВД по любым вопросам».

Как представляется, в силу занимаемого Жуковским положения необходимости в создании ему каких-то дополнительных «условий» не существовало. Эти «условия» понадобились Ежову (или следователю), чтобы наполнить некоторым содержанием мифическую «шпионскую связь». Ни об одном конкретном факте, переданном Жуковским во исполнение заданий чужой разведки, Ежов не сообщает. Конечно, ценных фактов, способных украсить шпионский сюжет, Ежов знал немало. Но сведения эти были не для следовательских и даже ульриховских ушей. Следователи знали правила игры и, заботясь о внешнем правдоподобии, чересчур глубоко не копали и волю собственному любопытству (ежели кто-то им обладал) не давали.

Вернемся к показаниям отца.

«…примерно в середине 1934 г. произошла встреча между мной и Гильгером в Москве. В один из выходных дней ко мне на квартиру дома № 16 по улице Станкевича — позвонили, причем женским голосом мне было сообщено, что к такому-то часу вечера меня просят обязательно быть на Рахмановском переулке, у Петровки. Я явился. Прогуливаясь очень короткое время по Рахма-новскому переулку, я увидел быстро приближавшегося ко мне человека и не без труда узнал в нем Гильгера».

Ненадолго забежим вперед. В ходе дальнейших показаний отец говорит:

«За все время моей шпионской работы в немецкой разведке я имел связь со следующими людьми…»

Названа группа из пяти немцев, во главе которой «Отто Вольф — руководитель финансового концерна, крупнейший финансовый делец Германии…; руководит и фактически хозяйничает в Европейском трубном синдикате… является одним из ведущих руководителей немецкой разведки». (!!)

Далее — Артнау, нам уже известный призрак, рожденный следственным мифом. Затем — Гильгер, чью реальность отец подтвердил и на суде. Гильгер работает «по линии и под прикрытием посольства. Свободно владеет русским языком… Лет 40–42, спортивного вида, светловолос, худощав, выше среднего роста, лицо чисто выбрито, тонкие губы, серые глаза, медленная походка, одет в заграничную одежду, не бросающуюся, однако, в глаза своими красками или особенным покроем».

Также упомянуты Гуго Вентцль (кажется, еще один мифический персонаж) и Гохбаум.

Мой отец был не лишен чувства юмора. О чем думал он, когда зачислил крупнейшего финансиста Отто Вольфа в «ведущие руководители» немецкой разведки? Помните перевернутую вверх ногами газету, при помощи которой узник сигнализировал Горькому, что демонстрируемое ему благополучие заключенных есть липа? Как знать, может быть, делая свое нелепое утверждение, и отец посылал сигнал тем, кто когда-нибудь прочтет его показания и задумается над ними.

Относительно Гильгера (или Хильгера) Густава Антоновича, 1886 г. р., компетентные органы, основываясь на архивных материалах (включающих агентурные и официальные данные), определенно утверждают, что до начала второй мировой войны он являлся руководителем (резидентом) германской разведки в СССР, работал в Германском посольстве со дня установления дипломатических отношений между двумя странами, числясь 2-м советником, потом заведующим экономическим отделом. Немец, уроженец России и бывший фабрикант, Гильгер некоторым образом вошел в историю; он упоминается в ряде книг, касающихся периода, ознаменованного пактом Молотова-Риббентропа. Так, на берлинских переговорах Гитлера с Молотовым наш русский немец сидит между фюрером и Риббентропом, выполняя роль переводчика17. Во время известного визита Шуленбурга к Молотову на рассвете 22 июня 1941 г. немецкого посла сопровождает тот же Гильгер18.

С 1941 по 1944 г. работал в МИДе Германии экспертом по русским вопросам и возглавлял политическое руководство власовским комитетом. Дополнительные сведения о Гильгере приведем в главе «Реабилитация».

…Беседа в Рахмановском продолжается. «Гилъгеру было отлично известно, где я работаю, и он передал мне задание Артнау в дальнейшем информировать немецкую разведку как о решениях правительства, касающихся внешнеторговых дел, так и, по возможности, о других известных мне решениях…

С этого времени возобновилась таким образом моя работа на немецкую разведку уже здесь, в Москве, продолжая т. о. мою берлинскую разведывательную работу».

«Встречи с Гильгером у меня продолжались в течение ряда лет до последнего времени. В период моей работы в КПК информация, даваемая мной…, касалась, во-первых, вопросов внешней торговли и во-вторых, информации по общим вопросам положения и настроений в СССР».

«Какие данные по внешнеторговым вопросам сообщались мною Гильгеру? Надо указать, что я был в курсе, как член КПК, ведавший внешнеторговыми операциями, всех решений СНК СССР по вопросам валютного, экспортного и импортного планов. Эти данные сообщались мною… и имели для немецкой разведки, бесспорно, исключительный интерес. В особенности это относится к данным валютного плана, так как из этих данных можно было себе наглядно представить картину платежеспособности Советского Союза по годам и кварталам, что давало немцам возможность быть вооруженными при торгово-политических переговорах с Советским Союзом, а также использовать эти данные против Советского Союза при переговорах Германии с другими странами».

Что касается общей хозяйственной и политической информации, то отец передает Гильгеру две записки — по сельскому хозяйству и промышленности, составленные членами КПК. В этих записках «приводились цифровые данные — статистические и выборочные — о производительности труда, о заработной плате, о положении рабочих и служащих, об отсутствии действительного прогресса в народном хозяйстве, о бюрократическом характере руководства и делался вывод о полупараличном состоянии народного хозяйства Союза». Два автора записок, «выполнявшие объективно роль агентов немецкой разведки, не были, однако, мною посвящены в действительное назначение документов, ими написанных…»

Чем же интересуется Гильгер, пользуясь возможностями отца на протяжении его чекистского периода?

«…Гильгер просил сообщить фамилии арестованных, наиболее видных работников советского, партийного и государственного аппарата, что мною также было сделано, поскольку мне приходилось слышать такие фамилии от Фриновского, Цесарского, Литвина, Николаева, а также иногда в разговорах с другими работниками НКВД СССР.

Во время следующей встречи Гильгера со мной летом 1937 г. он поставил передо мною задачу ближе ознакомиться с работой 5